Инклюз

К рыбакам меня Борька не взял, что-то он про них знал. Вдвоем с Львом они ушли на несколько часов, вернулись затемно, и сразу вслед за ними подплыла низкосидящая талалайка с косым парусом. Глянув на управлявшего ею рыбака, я даже хохотнул. Рыбак, ага. Если нормальные рыбаки бычков ловят, кефаль или камбалу, то с такой рожей только утопленников вываживать. Но цену он взял нормальную.

В лодке я с мешком за плечами сел на нос. Рыбак попытался меня согнать, ему де неудобно, но уж подрядился — вези, так я ответил, в таком духе. Анархисты пристроились, кто где, без видимого порядка, только Теоретчик со своим пулеметом занял осмысленное место — на корме на неширокой дощатой площадке. "Квартердеке" подсказал мне красивое слово матрос Степан.

С ночью нам повезло. Безлунная, хотя и звездная, море спокойное, но зыбь есть. Морской гнус уже отсветился и теперь не выдавал нас, вспыхивая, когда его касался нос лодки. В такую ночь заметить нас с берега — такой хороший бинокль надо, что ни у кого такого нет.

Баркасов на рейде хватало — контрабанда шла вовсю. И с каждого подавали сигналы фонарем. Лодчонки, вроде нашей, сновали к ним от берега и, осев под грузом, телепались обратно. Хорошо Блюмкин договорился, что фонарь будет с красным стеклом.

Взобравшись по веревочному трапу вслед за Борькой и Марусей, я поискал глазами Зуба, так поименовал капитана Блюмкин. Выбор был невелик: или тощий дядька, придерживавший трап багром пока мы карабкались, или старик с черным лицом, стоящий у пыльного бокового иллюминатора рубки, или человек в бушлате, лица которого видно не было — падала тень от войлочной шляпы.

— Зуб! — так и не определившись к кому, обратился я.

Чернолицый старик, блеснув серебряной фиксой, ответил:

— Что? Щас погрузитесь и отойдем. Утра ждать не будем, не боись.

Нам предложили спуститься в грузовой трюм, там, мол, болтанка меньше, но Степан только хмыкнул и повел нас на нос. Там на ветру и холоде, которые мгновенно появились, едва баркас набрал ход, между насмоленной шлюпкой и лебедками мы и расположились. Хотелось сидеть потеснее, спрятаться от брызг. Это, когда купаешься, они приятные, а на палубу прилетают совсем другие — ледяные и жесткие. Но блюсти осторожность надо, поэтому сидели розно, каждый принюхивался и прислушивался к своему сектору — баркас шел, не зажигая огней, на палубе была хоть не полная темень, все же звезды в небе, но такое невнятное серое месиво, что все равно ничего не разберешь.

— Часов 12, а то и больше проболтаемся, — заметил Степан.

— Тоже интересно. Круиз, — качнул головой Лев.

И на несколько часов судно погрузилось в молчание. А чего говорить — следить надо, моряки народ ненадежный.

— А вот, чей это движок стучит у нас на траверзе? Близко стучит, — снова первым подал голос Степан.

— Надо у капитана спросить. У Зуба, — я поднялся, но Борька дернул меня за рукав, посадив обратно.

— Сюда его позови.

На окрик Зуб не появился. Я все же встал, и обнаружил, что свет в рубке погашен. От этого известия Борька скрипнул зубами и рванулся к тому борту, со стороны которого слышался чужой движок. Лев неслышно (на баркасе вообще слышно плохо) сказал что-то и двинулся к рубке, на ходу приведя в боевое положение оба пистолета. Он заколотил по двери, выбил ее, и, вернувшись, сказал:

— Спрятались. Степа, где на корабле прячутся?

— В машинном отделении, — Степан прошел на корму, дернул что-то и крикнул: "Заперлись!"

После чего навалил на люк две бухты троса и какой-то ящик.

— Пусть тогда и сидят там, может, когда и выпустим. А сами пусть не вылазиют.

И оставшись на корме, снял с плеча винтовку и опустился на колено возле фальшборта.

Еще с полчаса мы прождали, прежде чем звук чужого двигателя начал усиливаться, и вскоре, стал различим баркас: ночью — близнец нашего. На баке у него стоял человек в шинели без погонов и освещал себя фонарем. Лицо его было мне совершенно незнакомо. А может, и видел где? Обычное такое лицо… ну как у всякого — не запомнишь.

— Эй, на барже! Чего надо? — сложив ладони рупором, проорал Борька.

— Не тебя! — гаркнул в ответ фонарщик.

— Меня, что-ли? — испытанным этими двумя способом спросил я.

— Да!

— И груз мой?

— Всего тебя со всей начинкой!

Я вытащил наган, как мог на качающейся палубе прицелился, и выстрелил. Не попал, но мой выстрел надоумил Степана поступить также, и его пуля, войдя в живот, заставила фонарщика сделать пару неконтролируемых шагов и рухнуть за борт. Едва он перевалился через фальшборт, Теоретчик полоснул по чужому баркасу длинной очередью. Никуда особо не целясь, он провел грохочущую линию от носа к корме и обратно. Баркас взвыл машиной и отвалил в сторону. Дождавшись, когда его станет неслышно, мы пошли выковыривать команду нашего баркаса из их убежища.

— Выходьте, убивать не будем! — ласково говорила Маруся.

— Правда не убьем, кто без вас баркас поведет! — вторил ей Борька.

— Или расхерачим тут все гранатами, вас покрошим, а сами на шлюпке поплывем, — предупреждал Лев.

Наконец, поддавшись на убеждения, Зуб вылез.