Джек начал рассказывать, что уйдет от жены навсегда в один день, и без него она будет счастливее, избавившись от ежедневных подозрений. Говорил, что в этот вечер ему открылось многое в отношениях с лежащей перед ним прелестницей. Потом вспомнил о детях и задумался так глубоко, что пил из бокала, уже не предлагая никаких тостов. Сожаление о мальчиках уместилось в одно предложение, в то время как о жирном коте он говорил с минуту, рассказывая, как привык к животному. Девушке стало противно. Она хотела, чтобы этот бесконечный эгоистичный монолог закончился как можно скорее.
– Давай выпьем, – вдруг вернулся в реальность Джек. Он сделал шаг к кровати и сам чокнулся своим бокалом с бокалом девушки.
Они выпили, но никакого тоста не прозвучало. Каждый думал о своем. Она помолчала, а потом задумчиво, с легким презрением, начала читать нараспев:
–
Он удивленно уставился на девушку, потом неуверенно спросил:
– Это Нильс?
– Это Байрон, Джек.
– Ну да, я его и имел в виду.
Она посмотрела на него не то с грустью, не то с сожалением и вдруг подчеркнуто тихо проговорила:
– Джек, – девушка вдруг вспомнила разговор с подругой, – у моей приятельницы сегодня день рождения, не могу ей отказать. Поехали вместе. А потом вернемся домой и откроем еще бутылку какого-нибудь цветочного вина.
– Ты же знаешь, – Джек потянулся за штанами, – мне надо возвращаться. Я сегодня очень рисковал, когда ехал к тебе. Кажется, говорил по телефону, что времени будет в обрез. У тебя нет семьи и детей, тебе не понять, как это серьезно.
Девушка резко вскочила на кровати, прикрывая одеялом нагое тело. Под руку попалась подушка, и она со всей силы бросила ее в Джека.
– Проваливай! Может быть, для меня тоже семья и дети — это серьезно! – неожиданно она закричала во все горло, не думая о том, что ее может услышать мать. Рука машинально схватила вторую подушку, и она тоже полетела в мужчину.
Если первый бросок еще мог показался Джеку игрой, и он принял удар, то от второй подушки он успел увернуться. Девушка не унималась. Она так рассвирепела, что теперь даже не прикрывала обнаженное тело. Как валькирия, амазонка, дева-воительница, она в исступлении бросала с тумбочки на пол его одежду, потом поднимала, бросала в него.
– Проваливай сейчас же! Для чего, если не для семьи и детей ты здесь? Если не для этого, зачем эта бессмыслица? Нужен ты мне со своим вином!
Джек, не успев надеть ничего кроме штанов, схватил в охапку вещи и выскочил в коридор. В дверях он со всего разбега налетел на мать девушки. Похоже, она подслушивала в коридоре.
– Сумасшедший дом какой-то, – стремительно уходя, проворчал Джек.
Мать заглянула в комнату. Обнаженная девушка, прекрасная, будто Венера, сошедшая с полотен Боттичелли, не стеснялась своей наготы и не искала, чем прикрыться. Стоя ровно, расправив плечи, она бесстрашно и гордо смотрела на мать. Потом спокойно накинула домашний халат.
Музыканту в гостиной был хорошо виден стол, за которым сидели дочь и мать. Посреди стола в вазе стоял пышный букет, который еще недавно был брошен под окном. Мать периодически подносила к губам кружку чая.
Тихая мелодия будто хотела подбодрить молчавших, помочь им начать непростой разговор. Неугомонная виолончель искала нужную ноту, которая задаст правильный тон. Музыкант перешел на более высокий регистр и стал импровизировать. Девушка вдруг подняла глаза и смело посмотрела матери в лицо.
– Мама, пожалуйста, не дави на меня этим взглядом! Неужели я виновата, что у меня не складывается с мужчинами?
– Просто ты не там ищешь, – ответила мать, словно давно ждала подходящего момента вставить подготовленную реплику.
– Я знаю, что у тебя на уме – Брайан. Да, он хороший парень, но все связанное с ним осталось в детстве.
– Детство у тебя в голове, – заостряя внимание на сказанном, мама проговорила все слова по отдельности. – Зачем, по-твоему, он до сих пор к нам приезжает? Просто погостить?
– Мама, прекрати. Ты сейчас обычного парня будешь превращать в принца из сказки. А потом он придет к нам, и мы будем ехидно наблюдать, как же неумело он пытается добиться моего расположения. Не надо. Мы просто друзья. Он приезжает сюда не ради меня, а ради приятных воспоминаний.
– Ты еще совсем глупая. Со стороны виднее. Он был бы хорошим, заботливым мужем.
– Ма, – отрезала девушка, сердито всматриваясь матери в глаза, – почему ты на меня постоянно давишь? Мир не рухнет, если я умру старой девой.
– Рухнет, – отводя глаза в сторону, тихо ответила мать. – Мой мир не так уж и велик – я да моя дочь. Я бы хотела видеть тебя счастливой. А если в нем еще появится маленький внук, он даст моей жизни новый смысл.