Injectio Платины

Неужели Платино всё же принадлежит к благородному сословию? Тогда, возможно, та двухголовая птица с тремя шапками и всадником на груди её родовой герб? И неважно, что он нарисован столь грубо и примитивно. Возможно, в заокеанской державе вообще нет настоящей изящной живописи, вроде той, которой владеют художники Благословенной империи?

Внезапно Сабуро замерла, поражённая новой догадкой: а что, если эта книжечка что-то вроде грамоты, подтверждающей благородное происхождение? Но почему их две? И тут же сама вспомнила, что, кроме именной таблички, имеет ещё и монашеское свидетельство, выписанное настоятельницей в день принятия пострига. Сейчас бумага хранится в обители, но если бы монахине понадобилось совершить путешествие в соседнюю провинцию или дальний округ, табличку и грамоту она бы взяла с собой обязательно. Без этих документов любой стражник мог бы обвинить её в бродяжничестве.

Возможно, книжечки её спутницы также имеют разное предназначение? Та, что с гербом, удостоверяет благородное происхождение девушки, а маленькая служит для каких-то других целей.

Эта догадка показалась женщине вполне правдоподобной, и от этого желание рыться в вещах чужестранки ещё сильнее поубавилось. Тем не менее она извлекла оттуда нанизанные на колечко металлические пластинки, амулет или талисман в виде рыбки с поперечным хвостом и, наконец, тот самый стержень, из-за которого монахиня и затеяла этот не слишком прилично выглядевший обыск.

Она, конечно, никогда и никому об этом не скажет, но для богов нет тайн в мире смертных. И вряд ли милосердной Голи понравится подобный поступок её верной служительницы.

Прогоняя тревожные мысли, Сабуро поднесла к глазам металлический наконечник и довольно улыбнулась, рассмотрев совсем крошечный, чуть толще острия иглы, шарик со следами чего-то тёмного. Она осторожно провела по нему кончиком пальца и довольно улыбнулась, заметив оставшийся на коже след.

Вот и весь секрет ровных аккуратных линий. Чернила льются сверху на шарик, а тот, поворачиваясь, наносит их на бумагу.

Вполне довольная своим умом и сообразительностью, женщина принялась торопливо убирать разложенные вещи обратно в сумку.

Но постепенно её движения замедлялись, а мысли всё больше путались, приходя в полнейший беспорядок.

Вроде бы предметы, которые она обнаружила в сумочке Платино, несмотря на некоторую необычность, казались вполне понятными: лакированные и обтянутые кожей футляры для хранения чего-то ценного, блестящие инструменты тонкой работы, явно предназначенные для ухода за внешностью, книжечки, скорее всего служащие для подтверждения личности девушки. Совершенно неясной оставалась только функция пластинок сложной формы, но и они не производили впечатления чего-то совершенно необыкновенного.

И всё-таки монахиня не могла отделаться от навязчивого ощущения странной чужеродности этих вещей.

«О Вечное небо — обитель десяти тысяч богов! — в бессилии облокотившись о край лежанки, взмолилась терзаемая сомнениями Сабуро. — Ну не призрак же она? Не оборотень? Не злобный пришелец из мира духов? Им не страшны болезни людей, а я сама видела, как она едва не умерла от петсоры».

Женщина прикрыла глаза в тщетной попытке успокоиться. Сделав несколько глубоких вдохов, она стала громко нараспев читать молитву, продолжая укладывать вещи своей спутницы в сумку.

«Лучше бы мне ничего этого не видеть, — с внезапной горечью подумала монахиня. — Таково наказание за неуместное любопытство, за то, что поступила недостойно. Надо было не лазить тайком, как базарная воровка, а выучить язык Платино или научить её своему и просто спросить: кто она такая?»

Закрывая сумочку, Сабуро внезапно вспомнила уверенный, граничащий с дерзостью взгляд чужестранки, правильные черты лица, маленькие ладони с длинными пальцами, совсем не походившие на большие, грубые кисти рук простолюдинок.

Всё это вкупе с отмеченной двуглавым орлом книжечкой неумолимо приводило женщину к выводу, что её спутница, пусть и дурно воспитана, но всё же принадлежит к благородной семье.

Весь остаток дня монахиня не находила себе места. Ей то становилось стыдно перед Платино за свой поступок, то она вдруг начинала испытывать страх, подозревая в девушке магическое существо.

Однако, когда солнце багровым шаром повисло у вершин гор, а спутница так и не появилась, все эти мысли куда-то исчезли, уступив место беспокойству за жизнь чужестранки.

Монахиня то и дело выскакивала из домика и наконец, не выдержав, постелила на камне сложенное одеяло с твёрдым намерением дожидаться возвращения девушки здесь, по крайней мере до тех пор, пока совсем не стемнеет.

Теперь она уже не знала, чего боится больше: то ли самой чужестранки, то ли остаться без неё?

Кажется, последнее пугало Сабуро всё же немного больше, потому что, едва завидев спускавшуюся по склону фигурку, она, вскочив и позабыв о своём возрасте и положении, почти бегом поспешила ей навстречу.

Чуть склонившись под тяжестью корзины, девушка шла, опираясь на копьё, как на посох.