Injectio платины-2

— Не разбалуйте слугу, Хваро-сей, — насмешливо усмехнулся он, подходя ближе. — Эти бездельники не ценят доброту господина, принимая её за снисходительность. Едят с нашей руки, а потом норовят её же и укусить.

— Даже собаки одной породы различаются между собой, Ино-сей, — поднявшись и отвешивая низкий поклон, заметил барон. — Что уж говорить о людях? Они тоже разные.

— Вы ещё очень молоды, Хваро-сей, — мягко усмехнулся незваный гость, опуская своё мощное седалище на низенький табурет. — И плохо знаете подлую натуру простолюдинов, особенно слуг. Пусть со времени «воссоединения» многое изменилось, но крестьяне, ремесленники, купцы и прочие сонга и даже нули до сих пор живут отдельно в своём низменном мире, боясь лишний раз взглянуть в сторону благородного мужа. А вот слуги всегда рядом. Мы привыкаем к ним, приближаем их к себе, порой доверяя нечто тайное, забывая о разделяющей нас пропасти. И они предают своих господ при первой же возможности.

Весьма заинтересовавшись примечательным разговором двух достойных представителей дворянского сословия, девушка даже жевать перестала, вся обратившись в слух и искоса поглядывая то на важного бородача, то на барона.

Ей показалось, что при последних словах собеседника по лицу молодого человека пробежала тень, но хрипловатый голос звучал всё также спокойно и доброжелательно:

— Мои люди меня не предавали, Ино-сей.

— Я рад за вас, Хваро-сей, — с нескрываемой иронией пожилого, умудрённого жизнью человека усмехнулся дворянин. — Но это значит лишь то, что у вас всё впереди.

— Давайте не будем портить себе настроение разговорами о простолюдинах в такой прекрасный вечер, Ино-сей? — предложил барон, явно желая сменить тему беседы. — Лучше выпьем хорошего вина.

— С удовольствием соглашусь с вами, Хваро-сей, — неожиданно поддержал его собеседник. — Вы правы, подобные речи не подходят для такого замечательного места.

Но не успел молодой человек разлить по чаркам живительную влагу, как парадная дверь дома вновь распахнулась, и по невысокой, каменной лестнице царственно спустилась женщина в кремово-синем шёлковом платье.

Вычурную причёску украшали длинные шпильки с висюльками на концах. Умело наложенный макияж искусно скрывал истинный возраст. На взгляд Ии, ей можно было дать от тридцати пяти до пятидесяти лет.

— Здравствуйте, господа, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла она мелодичным, грудным голосом. — Я очень рада вас видеть. Хвала Вечному небу за то, что оно послало нам такую чудесную ночь.

Пока женщина произносила свою короткую речь, шум и разговоры на верандах потихоньку затихли, а возле перил начали появляться обнимавшие подруг зрители разной степени опьянения.

— Я знаю, что здесь собрались благородные люди, умеющие ценить прекрасное. Для нас большая честь — представить на ваш беспристрастный взгляд своё искусство.

К немалому удивлению Платины, присутствующие довольно энергично захлопали в ладоши.

Музыканты заиграли что-то, по местным меркам довольно энергичное, и из парадного выхода торопливо вышли восемь девушек в одинаковых платьях голубого и кремового цвета с одинаковыми причёсками при минимуме украшений. У каждой из причудливо уложенных волос торчала одна единственная шпилька. Яркий макияж усиливал их сходство.

Шестеро танцовщиц образовали круг с двумя своими подругами в центре.

Музыка стала более медленной и мелодичной. Плавно покачиваясь, девушки двинулись друг за дружкой, наклоняясь наружу круга гораздо сильнее, чем внутрь, от чего создавалось впечатление то и дело раскрывающегося цветочного бутона.

А те, кто в центре, встав спина к спине, принялись довольно синхронно перебирать поднятыми вверх руками, изображая то ли водопад, то ли языки пламени.

Смотрелось красиво, но, на взгляд искушённой ученицы циркового колледжа, на уровне районного дома культуры или, в крайнем случае, какого-нибудь регионального конкурса.

В танце участвовали только руки и верхняя часть тела. Задрапированные длинными юбками ноги лишь плавно перемещали своих хозяек по площадке, создавая впечатление «скольжения», но не выделывали никаких «па».

— Прелестно, — тихо пробормотал Ино, качая головой. — Одинокая Цапля и Лёгкий Ветерок неповторимы. Никто в Букасо не способен двигаться так грациозно. Хотя в столице вы, Хваро-сей, наверное, видели и более искусных танцовщиц?

— В этих девушках есть своя неповторимая прелесть, — также тихо ответил барон.

— Женщина подобна розе, — глубокомысленно заметил его собеседник. — Прекрасна только в пору цветения. Но после того, как опадут лепестки, остаётся только колючий куст, и никакой красоты.

— Со временем всё меняется, Ино-сей, — усмехнулся молодой человек. — И женщины, и мужчины.

— Это так, — вроде бы согласился дворянин, однако тут же продолжил: — Только благородный муж всегда прекрасен, потому что красота его не столько внешняя — чувственная, но и внутренняя — нравственная. В молодости мужчина красив силой и храбростью, в зрелости к ним прибавляется высокая мораль, а в старости — ещё и мудрость с великими свершениями.