От входа в усадьбу тянулась широкая, вымощенная каменными плитами дорожка, по сторонам которой торчали голые, ровно подстриженные кусты, и стояло несколько железных корзин, в которых пылали дрова, освещая просторный двор большого одноэтажного здания, построенного в виде буквы «П».
Вдоль всего строения тянулась крытая галерея, где на столбах висели редкие бумажные фонарики, и куда выходили знакомого вида двери, оклеенные изнутри белой бумагой.
Почти третью часть выступавших вперёд корпусов занимали просторные веранды, где звенели посудой и смеялись то ли самые закалённые и морозоустойчивые, то ли просто очень пьяные гости.
На вымощенном каменными плитами дворе между двух «ножек» здания выстроились полукругом около десятка столов с глиняными бутылками, фарфоровыми стопками и мисочками с закуской.
Кое-где там уже сидели зрители, выпивая и оживлённо беседуя в предвкушении занимательного зрелища.
Заметив новых гостей, один из одетых в шёлка мужчин поднялся и неверной походкой устремился к ним навстречу.
— Господин Хваро, Тихаво-сей! Хорошо, что вы зашли! Присаживайтесь к нам. Давайте выпьем вина.
Ия обратила внимание, что возле каждого стола стояло только по три табурета, и посетители то ли из-за привычки к определённому порядку, то ли ещё по какой причине не торопились собираться более многочисленными компаниями.
— Нет-нет, господин Кауро, — покачал головой барон. — Только не сегодня.
— Почему же, господин барон? — удивлённо вытаращил уже осоловелые глаза собеседник.
— Сегодня я намерен посмотреть танец трезвым, — охотно пояснил молодой человек. — А завтра посмотрю пьяным и проверю, правда ли, что выпитое вино обостряет чувство прекрасного?
— Эта истина известна давно и не требует доказательств, — авторитетно заявил дворянин, разглаживая рыжие усы. — Особенно, когда дело касается женщин. Ещё древние говорили, что женщину красивой в глазах мужчины делают вино и воздержание.
— Вы забыли про любовь, Кауро-сей! — напомнил сидевший за столом приятель.
— О, это чувство настоящего мужчину пьянит сильнее, чем вино, — покачал головой тот. — И возбуждает мощнее любого воздержания. Жать, найти его труднее, чем самую лучшую выпивку, и не добиться самым длительным постом.
— Уж лучше выпить добрую чашу сейчас! — подхватил приятель, вопросительно глядя на барона.
— Нет-нет, господин Тихаво, — стоял на своём тот.
Они ещё несколько минут перебрасывались шутками, пока из парадных дверей здания не выбежали слуги с несколькими широкими табуретками, которые расставили тут же в сторонке.
Следом появились четыре ярко одетые женщины с музыкальными инструментами.
Платина без труда узнала барабан, бубен и дудочку или флейту. Но, кроме этого, имелась ещё и лакированная дощечка с натянутыми струнами. Очевидно, это и была цитра, о которой девушка раньше только слышала.
— Простите, господа, — развёл руками барон. — Но сегодня вам придётся обойтись без меня. Я сяду там.
Он кивнул на крайний, ещё никем не занятый столик.
— Но учтите, господин Хваро, — шутливо пригрозил ему пьяненький Кауро. — Мы отпускаем вас только на сегодняшний вечер и только из-за нового танца здешних красавиц.
— Завтра, господа, я с удовольствием выпью с вами не одну чарку, — пообещал молодой человек, отвешивая короткий поклон.
Тихаво и Кауро направились к столику, где их поджидал ещё один даже на вид очень нетрезвый дворянин, а барон, глянув на свою спутницу, тихо сказал:
— Если хочешь посмотреть танец — придётся стоять.
— Постою, — согласно кивнула девушка.
Подойдя к столику, молодой человек взял из миски пару крошечных пирожков и протянул ей.
— Спасибо, господин Хваро, — поблагодарила Платина и тут заметила целенаправленно направлявшегося к ним плотного, широкоплечего мужчину сорока пяти — пятидесяти лет с короткой, пышной бородой в одежде, напоминавшей костюмы воинов и телохранителей госпожи Индзо.
Несмотря на отсутствие головного убора и высокий, явно выбритый лоб, у девушки язык бы не повернулся назвать его «мелким дворянчиком» или тем более «простолюдином». Во всём облике пришельца чувствовалась сила и привычка командовать.
— Не разбалуйте слугу, Хваро-сей, — насмешливо усмехнулся он, подходя ближе. — Эти бездельники не ценят доброту господина, принимая её за снисходительность. Едят с нашей руки, а потом норовят её же и укусить.
— Даже собаки одной породы различаются между собой, Ино-сей, — поднявшись и отвешивая низкий поклон, заметил барон. — Что уж говорить о людях? Они тоже разные.
— Вы ещё очень молоды, Хваро-сей, — мягко усмехнулся незваный гость, опуская своё мощное седалище на низенький табурет. — И плохо знаете подлую натуру простолюдинов, особенно слуг. Пусть со времени «воссоединения» многое изменилось, но крестьяне, ремесленники, купцы и прочие сонга и даже нули до сих пор живут отдельно в своём низменном мире, боясь лишний раз взглянуть в сторону благородного мужа. А вот слуги всегда рядом. Мы привыкаем к ним, приближаем их к себе, порой доверяя нечто тайное, забывая о разделяющей нас пропасти. И они предают своих господ при первой же возможности.