Инга

— Поможешь сейчас, — деловито сказал Петр, обходя ее. Щелкнул на входной двери замок. Он мягко толкнул девочку внутрь, мимо встроенного шкафа и плетеных стульев у легкого стола. Мимо прислоненного к стене сложенного этюдника.

Взялся руками за спинку одной из пары узких кроватей.

— Берись там, надо подвинуть.

Вдвоем они перетащили кровать под окно. Петр прошелся, наклоняя голову к голому плечу — он был только в легких полотняных брюках.

— Угу. Вторую тоже надо.

Вторая кровать, поскрипывая деревянными спинками, встала вплотную к первой, так что получилась широкая, двуспальная, с двумя торчащими уголком подушками. Нагибаясь и раскидывая по узорчатым покрывалам свежие простыни, сказал отрывисто, не поворачиваясь:

— Раздевайся.

— Я… — Инга сглотнула и оглядела себя, проводя руками по бедрам.

Петр выпрямился, держа в руке подушку. Поторопил с легким раздражением:

— Что я? У нас времени всего-ничего, три часа, ну, четыре. Снимай все, покажу, как сядешь.

— Все?

Он бросил подушку на простыни и рассмеялся. Подошел, беря ее руки.

— Ах, вот что. Стесняешься? Я не подумал, прости. Привык, это же работа, цыпленок. У нас в студии девчонки и женщины часами сидят на подиуме. Голые. И кстати, не всегда красивые. И мужики тоже сидят, натура художнику всякая нужна. Давай, вроде ты у врача.

Говоря, подцепил маечку, а она снова послушно подняла руки, как там в пещере. И он опять умилился, и, прислушиваясь к себе, порадовался, что в брюках, и она не поймет, он снова врет ей. Врач, куда там.

Смуглые руки опустились, свесились черные волосы, закрывая скулы. Инга вздохнула и, отведя руки за спину, расстегнула лифчик, а Петр снял и его, кладя на сиденье стула.

— Давай сама, — сказал, отходя и гремя ненужным сейчас этюдником, но пусть уж сама, чтоб не упала совсем в свой девичий стыд.

Когда поднял голову, она стояла, опустив руки вдоль бедер. Свет ярко блестел на округлостях плеч и трогал бедра, коленки. Петр за локоть подвел ее к постели, мягко поворачивая, усадил, располагая ее руки в складках простыней.

— Смотри. Ты только что лежала и вот села, смотришь. Обопрись на руки, наклонись чуть-чуть вперед. Удобно так? Лицо поверни. Будто он там стоит.

— Кто? — спросила девочка хриплым голосом.

— Я, — Петр засмеялся, — там, у шкафа стоит твой мужчина. Первый мужчина, Инга. Вы с ним были вместе, в первый раз. И вот он уходит.

Он говорил, сомневаясь, а надо ли, ну, посадил девочку, и хватило бы. Но увидев, как ссутулились плечи, и напряглись руки, упертые в белые складки, успокоенно понял — да, надо. Иначе не выйдет этого вот молящего напряжения. И пока хватит, а то она не выдержит.

— Я сейчас набросаю фигуру, все в общем отмечу. Можешь не слишком напрягаться, пока. А свет, это днем. Штора зеленая, солнце пройдет через нее, будет как раз нужное.

Держал на руке альбом, набрасывая коротким карандашом штрихи. Отступал на шаг, сдвигался в одну сторону и в другую, выбирая нужную точку. Что-то говорил, и время от времени командовал, когда она поворачивала за ним лицо.

— Не крутись. Молодец. Сиди. Так.

Под грифелем появлялись очертания плеч, линия волос, четкий тяжеловатый подбородок. Один лист лег на столик, на него сверху — другой. И третий.

Наконец, прервав себя на полуслове, рассмотрел альбом и кивнул.

— Ну вот. Так сделаем.

— Я…

Поднял голову, снова с легким раздражением. Улыбнулся.

— Устала? В туалет? Беги, и скорее давай.

Сел на легкий стул, скрипнувший под его телом. И откидываясь на плетеную спинку, опустил глаза в альбом, слушая, как она, поколебавшись, слезла с постели и, не решившись взять простыню, прошла мимо горячей смуглой тенью. Щелкнул выключатель. Подняв голову, Петр успел заметить, как входит, и дверь закрывает от него плечо, руку, светлые по сравнению со спиной ягодицы и темную голень.