Инга

Инга пересела на застеленную койку, улеглась, накидывая на живот простыню. С опаской положила руку поверх полотняных складок, прислушалась. Под ладонью ворочалась легкая тошнота. И ничего больше. Но ей казалось, там внутри, зреет что-то чужое, настойчивое и неумолимое. Ест ее, набираясь сил, чтоб все изменить.

Фонарь за окном цепкими пальцами-лучами пролезал через ресницы. Инга зажмурилась. Даже и кинуться в воспоминания ей нельзя. Так сильно еще они болят, все-все. От первого, когда вышел из-за камней, крича ей обидные слова. До последнего, заключенного в неровные строчки записки, в которой — я люблю тебя Инга и всегда буду ляля моя кукла моя золотая…

Она положила руку на глаза, придавливая. Под веками вместо яркого света расплылись черные и красные пятна.

— Ну, ты и вляпалась. Михайлова Инга…

Засыпала, настороженно через дрему слушая, как шаги приближаются и минуют ее тайное убежище, подаренное толстой, все вдруг понимающей проводницей, спасибо ей. А внутри совершался ребенок, еще такой крошечный и совершенно беззащитный перед ее возможным решением, она ведь прикидывала тайно, попросить Виолку, насчет врача. Потому и согласилась поехать без уговоров.

Но сейчас, лежа в купе, сонно подумала, ведь тогда она снова солжет. Себе, о том, будто ничего не было. А оно — было! И еще солжет толстой тетке, которая подарила пустое купе, понимая — ей надо. Вива очень рассердится, если вдруг. Тем более, она знает уже.

Ребенок рос, каждую секунду, совершенно неощутимо, но рос. И Инга заснула, еще не поняв, что в ней растет ее третий путь, убежище от мучительного выбора, связанного с двумя мужчинами.

Перед самой Москвой начался рассвет, серовато-розовый, блеклый, расчерченный множеством тонких столбов с провисшими паутинами проводов. Вдалеке медленно вырастали многоэтажки, и было их несметно, заполнили пыльное окошко доверху. А перед глазами все мелькали столбы.

В коридоре, топая, радостно перекрикивались пассажиры, а уже одетая и собранная Инга вдруг испугалась и затосковала. Наверное, лучше бы вместе с вонючим соседом и химически кудрявой дамой, тоже — переговариваться, сказать, стеснительно тревожась, ох, сто лет не была, непонятно, встретят ли…

Но за окном проплыла знакомая челка над круглыми глазами, скинутый на плечи оранжевый капюшон. Виолка, встречает!

Таща к выходу сумку на колесах, Инга попрощалась с толстой проводницей, которая накрасила глаза и губы. Вышла, щурясь на морозный утренний свет. Запахнула курточку, улыбаясь.

— А-а-а, — кричала, прыгая за плечами и головами, оранжевая Виолка в белых брючках, заправленных в красные сапожки, — вижу, вижу, вот она ты!

Встали напротив друг друга, разглядывая и улыбаясь. И шагнув ближе, тыкнулись губами к щекам.

— Тьфу ты, сто лет тебя не видела, красотка какая стала, давай, там Павличек билеты на электричку берет.

— Мне бы в туалет, — Инга нервно огляделась, переминаясь, — а то эта санитарная зона.

Сумка тарахтела по спуску в подземный переход. Внизу было гулко и сыро.

— Ага. Сейчас ему отдадим и сбегаем.

Павличек вывинтился навстречу, маша рукой в дутом рукаве и показывая на часы.

— Мы быстро, — деловито сказала Виолка, и, хватая Ингу за руку, почти побежала через гулкий зал с высокими стеклянными потолками.

Немного позже, когда шли обратно, и, вздрагивая от внезапных объявлений, Инга спотыкалась, рассматривая цветные витрины, Виолка так же деловито спросила:

— И чо, сколько уже?

— А?

Уже недалеко переминался Павличек, укоризненно показывая часы под задранным рукавом, и кашлянув, Инга ответила:

— Три почти.

— Ну ты калоша, Михайлова. Уже, считай, опоздала. Ладно, вечером все расскажешь. Павличек! Что ты скачешь, мы уже тут!

— Как опоздала?.. Да? Ну…

Кивая взъерошенному Виолкиному Павличку, сказала на ходу:

— Очень приятно.

И больше ничего толком не говорили, пробегая через турникет и в последнюю минуту впрыгивая в холодную лязгающую электричку.

Приваливаясь к плечу подруги, Виолка расстегивала свой оранжевый пуховик, вытягивала ноги, разматывала с шеи шарф.

— Фу. Упарилась вся. По утрам холод уже. А как ты хотела, север, не Крым. В Лесном, наверное, водичка теплая еще? Садись хорошо, нам ехать полчаса. Но ты не думай, это не какое-то село. Нормальное ближнее Подмосковье, считай спальный район. На машинке от Курского всего минут пятнадцать, ну, когда пробок нету. Но с поезда удобнее раз-раз и электричкой. Павличек нас домой закинет и побежит на работу. Он в фирме на местности электрик. Не менеджер какой, конечно, но зато всегда с зарплатой, да еще по выхам шабашит. У нас знаешь, сколько новостроек, у-у-у, от работы сдохнуть можно, если что умеешь. Я вот прикидываю, может, мне салон шторный открыть? У нас уже два есть на улице, так девки стонут и плачут, столько заказов. А помнишь, Инуся, как мы с тобой батнички сляпали, из мужских маек?

Виолка откинулась на жесткую спинку и захохотала.

— Ты сляпала, — кивнула Инга, — а я на подхвате, пуговки пришивала.