Инга. Мир

- Шоколад, - пояснила блестящая девушка, - или... варенье какое? Да, варенье. Очень хорошо, если... сливовое. Чтоб синее и сладкое.

- Н-нет. А тебе зачем?

Инга никак не могла рассмотреть в пятне света фигуру и лицо целиком, и убрала фонарик вовсе, чтоб светил в сторону, не ползать же им по совсем рядом стоящей собеседнице. Та вздохнула.

- Мне теперь можно. Все-все можно. А я уже ушла. И получается, без шоколада, да?

- Что без шоколада?

- Топиться, - терпеливо пояснила та и переступила мерцающими ногами.

- То... что? Ты о чем вообще?

Девушка молчала и Инга добавила, с вопросительными интонациями:

- То есть, ты решила утопиться? И хорошо бы перед смертью - шоколада поесть?

- Или варенья. Сливового. Сто лет не ела такого, чтоб черное почти. Мне нельзя было. Видите?

Теплая рука взялась за фонарик рядом с пальцами Инги и направила его на худенькие бедра, обтянутые хитро вырезанным сверкающим купальником, плоский живот и небольшую грудь, остановив луч на худом плече с татуированной ящеркой.

- Ты на диете все время?

- Была. А теперь все можно. Только нету.

Рука отпустила фонарик, он послушно уткнул свет в босые ноги.

Инга нервно засмеялась и замолчала. Прокашлялась. Девушка терпеливо ждала, иногда отмахивая ладонью комаров от лица.

- Погоди. Ну, а зачем топиться-то? Так сразу. Может лучше в магазин, шоколадку. А там поглядишь?

Она неопределенно повела рукой, досадуя про себя, вот же - явно сбежала с дискотеки страдалица, может поднапилась. Мешает страдать тебе, да, Михайлова, сочувственно шепнул внутренний голос. И она покраснела. Фу. Значит, как снимать на камеру их веселье и силу, ты их любишь, Инга. А как утешить страдающего ребенка, так ищешь, куда бы сплавить побыстрее.

- Пойдем...

Она взяла девушку за локоть, увлекая за собой. Снова к городу.

- Да, - сказала та, - хорошо. Мы ведь за шоколадом, да? У меня только денег нет. Ничего нет. И он меня совсем не любит.

- Сам сказал? Или придумала?

- Сам. Я из-за придуманного топиться не стану, - обиделась страдалица, легко ступая босыми ногами и толкая Ингу бедром, чтоб не сходить с узкой тропы, - ой, извините, мы не помещаемся, ой...

- Может, расскажешь пока? А там, на берегу, куплю я тебе шоколадку. Варенье вряд ли. У нас дома такое есть, я тоже его люблю.

Тропа расширилась, рассыпаясь на веер вытоптанных дорожек. Издалека бумкала музыка. А ближе, через полосу полутемного пляжа снова мигали и крутились красные огни.

- К фаерщикам подойдем, там рядом тележка, мороженое и всякие сласти-лимонады.

- Нет! К ним не надо! - тут уже светили фонари, и Инга сочувственно посмотрела на испуганные глаза, обрамленные черными листьями и разводами. Подумала, ну чисто енот-полоскун, кто ж тебя расписал так, несчастье ты.

- Он там, да?

Девушка закивала. Качнулись заплетенные косы, свернутые хитрыми вензелями. Инга огляделась и потащила спутницу к поросшим песчаной осокой пригоркам.

- Тут сиди. Я схожу и куплю. Только смотри, чтоб никуда. Поняла? Тебя как зовут?

- Энона.

- Э... - Инга внимательно посмотрела на трагическое лицо, пожала плечами и пошла к небольшой толпе, рядом с которой блестел квадратный бок тележки с мороженым.

Фаерщики продолжали свои тренировки, не обращая внимания на зрителей, переговаривались друг с другом, крутили, повторяя движения раз за разом. Инга не стала проталкиваться в толпу, выбрала у продавца толстую молочную шоколадину, прихватила маленькую бутылку лимонада и вернулась. Уселась рядом с девушкой, на заботливо уложенную поверх травы досочку, вытянула гудящие ноги.

- Фу. Устала. Вот тебе шоколад. Ешь и рассказывай. Энона...

- Энона - это нимфа, - повела рассказ внезапная спутница, - она была первая жена Париса. В общем, там все ужасно печально. Он ведь ее бросил. А потом...

- Я думала, ты о себе расскажешь.

Та вздохнула и с удовольствием откусила развернутую шоколадку.

- А я о себе. Он такой прекрасный. И совершенно недосягаемый. Я смотрела-смотрела. С выражением. Ну, вы знаете, как. Вот так вот...

Она прожевала и подалась грудью к коленкам, раскрывая блестящий от помады рот. Захлопала нарисованными глазами. Снова уронила плечики, сутулясь. И откусила еще шоколада.

- А ему совершенно все равно. Будто я человек-невидимка! Я страдала. Да! А после решила тихо уйти, чтоб не мешать его счастью. И ушла. И вдруг тут. Сейчас. Я так обрадовалась! Даже не закончила номер! Мне Абрикос кричит, куда, а ну быстро обратно. А я к нему, прям на руках меня вынесли, поставили, все смеются, хлопают.

- А он?

Скорбно зашуршала в ответ фольга, прошелестела рвущаяся бумага.

- Сейчас, - отозвалась, поспешно жуя, Энона, - вот, да. Он на меня посмотрел, как... как...

- Ну, перестань.

- О-о-о...

Инга секунду подумала и обняла дрожащие плечи. К ее щеке тут же привалилось мокрое лицо.

- Ы-ы-ы, - продолжила Энона. Рукой с шоколадкой вытерла глаз, размазывая черные зигзаги.

- Он мне сказал, я не хочу тебя видеть! Ты! Он так сказал. Ты! О-о-о...

- Ну. Пока вроде ничего страшного, а?

- Сказал, что я... - девушка сделала еще одну попытку и снова прервалась на рыдания. Инга тряхнула ее плечи.