Информационные войны и будущее

В блоковый период чувство безопасности принадлежало блоку в целом и проявлялось в виде соответствующих внешнеполитических идеологий — «атлантической солидарности» стран НАТО и «социалистического интернационализма» стран Варшавского пакта. (Разумеется, это лишь общая картина — у Франции была особая позиция в НАТО, у Румынии — в соцлагере; европейцы жаловались на американский диктат, «братские социалистические страны» — на советский). Страны, непосредственно не включенные в эти союзы, ориентировались либо на демократическую, либо на коммунистическую мировую систему. Третий мир, оказавшись полем конкуренции этих двух систем, также разбивался на две более или менее четко прорисованные части. Национальные концепции безопасности, при всем множестве их различий, в целом вписывались в единые рамки блокового восприятия безопасности.

Но теперь единые блоковые представления о безопасности рассыпались на множество частных концепций. Если бы речь шла только и исключительно об отдельных странах, это было бы еще полбеды. Эти частные концепции в принципе можно было бы сбалансировать в рамках традиционных представлений о государственном суверенитете и о государстве как едином субъекте мировой политики.

Однако сейчас собственным чувством безопасности обладает практически каждая этническая, этнокультурная, религиозная, и вообще каждая коммунальная группа. Даже духовные общности высокого ранга (Запад, Ислам и т.п.) так или иначе заявляют о собственном чувстве безопасности. Все эти реальные и фантомные субъекты образуют весьма сложные и непостоянные союзы — столь же сложны возникающие внутри этих союзов ансамбли частных концепций безопасности. Часто они в принципе не могут сложиться в сколько-нибудь единую, непротиворечивую и стабильную систему национальной безопасности.

Яркий пример — ситуация в Грузии. Разумеется, Эдуард Шеварднадзе, говоря об агрессии меньшинств, прежде всего, имел в виду свою страну, чей суверенитет находится под угрозой (если вообще существует) в связи с фактическим отделением Абхазии и сепаратистским движением в Южной Осетии.

Таким образом, безопасность Грузии превращается в безопасность для этнических грузин. У Абхазии и Южной Осетии собственное видение своей безопасности. Для Южной Осетии это присоединение к Северной Осетии. Для Абхазии — либо вхождение в Российскую Федерацию, либо присоединение к проектируемой Кавказской Конфедерации, либо — как максимально возможный компромисс — федерализация Грузии. Не исключено, что в некий решающий момент грузино-абхазского урегулирования станет окончательно ясно, что каждая из этих концепций выражает интересы определенных военно-политических группировок, имеющих различные связи с российскими силовыми структурами.

Нельзя игнорировать также проблему звиадистов. Их движение в целом подавлено. Звиада Гамсахурдиа нет в живых, но нельзя утверждать, что Западная Грузия целиком поддерживает режим Шеварднадзе. Для звиадистов чувство безопасности заключается в укреплении жесткого националистического и антироссийского режима, который пытался установить их свергнутый и погибший (убитый? покончивший с собой?) лидер. Шеварднадзе более реалистичен — несмотря на все его проклятия по адресу режима Ардзинбы и стенания по поводу того, что Грузию поставили на колени, заставив войти в СНГ. Но и в руководстве Грузии тоже нет единства. Лидеры крупных военно-политических группировок сыграли огромную роль в приходе Шеварднадзе к власти — но они обладают собственным взглядом на безопасность Грузии. Отсюда бесконечные разборки Шеварднадзе с бывшими союзниками, едва не стоившие ему жизни в сентябре 1995 года.

В связи с ситуацией в Грузии нельзя забывать еще один важный момент. Осуждая агрессию меньшинств, Шеварднадзе, по существу, применяет двойной стандарт. Ведь грузинский народ тоже был меньшинством внутри Советского Союза и ранее — внутри Российской империи. Таким образом, отделение Грузии несло в себе угрозу «общесоюзной», «общеимперской», а значит, говоря грубо и откровенно, славянской безопасности.

Если мы отбросить всю чехарду причин, следствий и моральных оценок, то останется сухая констатация факта — нынешнее развитие событий на Кавказе, во многом обусловленное отделением Грузии, несет в себе угрозу безопасности другим странам. Поэтому, например, Россия вынуждена увеличить количество войск и боевой техники в этом регионе. Но тем самым нарушается Договор об обычных вооружениях в Европе, в части так называемых «фланговых ограничений» (речь идет об ограничении вооружений, как назло, именно в этом беспокойном месте). Но это, естественно, задевает чувство безопасности Турции, которая представляет южный фланг НАТО.