Р. Ч. Сквайерс повернулся к книжным полкам. Казалось, он переводит их товарную стоимость на банки джина с тоником. В глазах его плескался джин с тоником, умоляя дать еще и еще джина с тоником. Несколько месяцев назад Ричард столкнулся с Р. Ч. Сквайерсом в одном пабе размером с амбар. Из динамиков магнитофона вовсю ревел тяжелый рок, а Р. Ч. Сквайерс стоял, навалившись на старый сломанный музыкальный автомат. Разглядывая Ричарда с непередаваемым отвращением, Р. Ч. Сквайерс напыжился, сделал несколько максимально глубоких вдохов и начал. Обличительная речь прозвучала нечленораздельно. Послышалось лишь несколько хрипов — на большее он не был способен.
— Почему бы вам не подняться наверх? Слышите, как там весело? Я подойду через минуту.
— Мне очень жаль… Энстис. Энстис! Бедная девочка. После поговорим. Мне кое-что нужно вам сказать.
— О чем?
— О том, что вас ждет.
Оставшись в одиночестве, Ричард перечел свою прощальную речь, которая показалась ему чересчур длинной. Не часто ему случалось выступать перед публикой — такой, которая никуда не денется. Ричард в последний раз встал со своего стула, где когда-то уютно покоились ягодицы Хорэса Мандервиля, Джона Бересфорда-Нокса, Р. Ч. Сквайерса.
Проходя через приемную, Ричард увидел фигуру, склонившуюся над столом с книгами (ее шляпка, ее шарф, как обмотанная вокруг шеи коса, ее поза покорной исполнительности), — и смерть прошелестела мимо. Смерть с волосками в ноздрях, с узкой прорезью губ, скрывающих зубы скелета. Но это была не Энстис. Энстис умерла.
— Деми. Как мило с твоей стороны, что ты пришла. Но что-то Гвина не видно.
— Джины тоже.
— Сегодня пятница. Джина любит посвящать пятницы себе.
Ричард помог Деми снять пальто, а когда она снова повернулась к нему лицом, Ричарду на мгновение показалось, что вокруг глаз у нее пролегли то ли тени, то ли синяки. Но тут же, словно противореча ему, глаза Деми широко раскрылись, и она выпалила:
— Гвину кажется, что ты собираешься написать в своей статье обо мне. Что-то нехорошее. Это правда?
— Нет. Я собираюсь написать то, что ты сказала о его книгах. Что он не может писать ни за что.
— Камень с души. Против этого он не будет возражать.
И тут Ричард впервые задумался над тем, как же это Деми могла такое сказать: что Гвин не может писать ни за что. Но сказал он лишь:
— Пойдем наверх. Я должен произнести речь. Пожелай мне удачи.
Они стали подниматься по лестнице навстречу гулу голосов. Но вдруг там воцарилась тишина. Они подошли к конференц-залу. Ричард взялся за ручку и толкнул дверь. Дверь подалась лишь на несколько сантиметров. Ричард нажал на дверь, но она не хотела открываться. Он услышал лишь чей-то тоскливый вздох. И увидел лишь замшевый ботинок песочного цвета, который дернулся пару раз и вытянулся, навсегда замерев или успокоившись: это были старые ботинки Р. Ч. Сквайерса.
Между тем Ричард «закончил» «Амелиор». Не как читатель, а как романист. Он всего лишь закончил его писать. Стал ли он теперь Гвином Барри? Была ли это та самая информация?
Написав роман, Ричард теперь должен был его окрестить. На самом деле больше всего ему хотелось назвать книгу «Собачий садик». Был и другой вариант — «Идилляндия», довольно неуклюжее название для лесной утопии, этого нового, лучшего мира. В конце концов Ричард остановился на красивой, сочной строке из «Сада» Эндрю Марвелла. «Брожу среди чудес».[17]
Назвав книгу, он стал подыскивать имя автору. Он подумал, что было бы остроумно сделать анаграмму из имени Эндрю Марвелла. И сделать его женщиной. С его навыками кроссвордиста это не составит… Элла выглядела многообещающе. Элла Рамуорден. Равелла Дрю, магистр. Нет. Вельма… Боже. Дрю ла Мальверн. Ванда Мерльверль. Леандра Рельм. Это слишком патетично. Марвелла Дрюн.
После неудачных попыток придумать анаграмму на Эндрю Марвелла Ричард попытался перефразировать «Сад». На сей раз пусть это будет мужчина. В «Амелиоре» не было секса, там не было и половых различий. Гвин писал не как мужчина. И не как женщина. Он писал как нечто среднее. Итак, «Сад» — то есть «Гарден». Значит, Грант Хид. Гарт Дин?
«Брожу среди чудес». Автор — Тад Грин. Да.
Затея с написанием «Амелиора», разумеется, предполагала необходимость перечитать его, причем очень внимательно. С точки зрения Ричарда, роман был совершенно бесцветным. Он мог лишь вызывать зуд под мышками. Можно было вернуться домой после полного рабочего дня в «Танталус пресс», но «Амелиор» продолжал зудеть, как любимая мозоль. И все же в конце концов Ричарду показалось, что он понял, что сделал Гвин и как он это сделал.
Плагиат — это хорошо. Плагиат — это справедливое возмездие. Ричард Талл собирался представить все так, будто Гвин Барри украл «Амелиор». А Гвин действительно его украл. Не у Тада Грина. А у Ричарда Талла. И, перепечатывая книгу, Ричард всего лишь возвращал себе украденное.