Infinitism. Главный мистический опыт

Мои стопы настолько окоченели, что я вообще не чувствовал пальцев, когда попытался потереть их друг об дружку. Надевая носки, начал непроизвольно скакать на одной ноге. Та самая собака среагировала на мои движения и начала лаять. Я думал, что они уже ушли, но хозяйка все еще дергала ее за поводок, прогуливаясь по той же тропе.

Герман достал из рюкзака большой термос, а Миша зашелестел пластиковыми пакетами. Мы уселись отдохнуть прямо рядом с тем местом, где обливались.

– Обязательно надо чайку горячего сейчас выпить, – сказал Герман.

– Да! А я вкусняшек взял сладких.

– Что за чай? – спросил я.

– Там пуэр и травы разные.

– Отлично! А у тебя там что, Миш? А то я проголодался.

– Сухофрукты и грецкие орехи.

– Извините, парни, что-то я не догадался ничего взять с собой.

– Ничего, в следующий раз нас угостишь. Ну а поскольку сегодня ты наш гость, то угощайся!

Мы стали пить горячий чай из металлической крышки из-под термоса, затыкавшегося деревянной пробкой. Пока перекусывали, все молчали. Я не стал заводить никаких разговоров, интуитивно поняв, что у ребят не принято сопровождать беседой прием пищи.

Никогда не мог есть отдельно от всего грецкие орехи, поскольку они начинали горчить и вязать во рту. Так же как и сухофрукты, которые становились очень приторными и слишком сладкими. В сочетании же друг с другом получилось довольно вкусно.

После непродолжительной трапезы каждый из нас погрузился в свои мысли. Герман был все таким же сосредоточенным и безэмоциональным. Миша все еще переживал эйфорию, сверкая энергично блестевшими глазами. Ну а я попытался сосредоточиться на своих ощущениях.

Мое тело получило огромный прилив бодрости. Хотелось бегать, тренироваться, совершать что-то активное. И тут я поймал себя на мысли, что очень редко делаю это, да и вообще веду довольно пассивный образ жизни. Это стало настолько привычным для меня, что даже после получения необычайного заряда энергии я все еще сидел и не понимал, куда и как ее потратить.

Двоякие ощущения. С одной стороны, испытал огорчение от того, что я такой неподвижный, а с другой – начал осознавать, почему я так редко моржую. Нужна ли мне эта подвижность? Каждый ли человек обязан быть подвижным и физически активным?

– Так, а теперь двигаемся к чуру! – сказал Герман, хлопнув по своим коленкам.

– Пойдем! – ответил Миша.

Быстро собравшись, мы пошли вдоль натоптанной тропинки. Напоследок я внимательно осмотрел место наших посиделок на предмет возможного наличия какого-либо оставленного нами мусора. Это было важно для меня. Если даже хоть один орешек остался, то я вернулся бы за ним.

– Герман, а ты язычник? – спросил я его.

– Да, так будет понятнее. У меня свои взгляды, я не причисляю себя к каким-либо общинам.

– Например, к каким?

– В частности, я не считаю нужным ходить в мехах с топорами, отращивать бороду и пить медовуху. Это все пережитки прошлых лет, а современные язычники хотят реинкарнировать все эти традиции буквально в неизменном виде. Время то уже давно вперед убежало. Основные постулаты должны остаться в мыслях и поступках, а одежда вся эта ни к чему. Пляски в мехах у лесного костра с обязательным запечатлеванием на телефоны кажутся мне просто смешными. Называйте уже тогда это исторической реконструкцией, не надо проповедовать и претендовать на духовное наследие.

– А тебе не кажется, что язычество вообще целиком не в духе нашего времени? – спросил Миша.

– Нет, не кажется.

– Чуры же тоже не в духе этого времени.

– Не совсем так. Чур – это образ рода. Тут как ни крути, а символом рода является детородный орган. Без него дети не рождаются, он всегда был и будет в духе времени. В этом и заключается проблема современного общества, которое из светлого символа сделало объект насмешек и осквернило родной образ.

– То есть мы сейчас идем делать ритуальное подношение образу полового члена? – с насмешкой уточнил Миша.

– Рот свой грязный сполосни! К образу рода мы идем.

– Ладно-ладно, прости, ничего против не имею. Как ты говорил, я раньше тоже в шкурах у костра танцевал под пивасик. Как-то раз даже ворону на костре зажарили. Просто все это прошло, как любая мода. Действительно, осталась одна необычная одежда, а внутри и нет ничего, только пустота и желание обратить на себя внимание. Какой духовный опыт я извлек из этого? Не знаю. Наверное, сделал выводы о том, насколько это бессмысленно и глупо – быть не таким, как все.

– А сейчас ты уже стал «как все»?

– Нет, но я перестал противопоставлять себя другим. Просто это стало неважно.

– Миш, а ты во что веришь? – спросил я.

– Вот как раз после «мехового» язычества я и стал интересоваться Востоком, индуизмом. Даже кришнаитом был какое-то время. Затем распробовал разные волшебные вещества и узрел Бога. Считаю, что весь мир – это один большой организм, представляющий собой тонкие энергии, на которые нанизаны все эти куски мяса и другие грубые материалы. Невидимый глазу скелет. Стоит его один раз заметить, как твой мир никогда уже не станет прежним. Как в итоге называется то, во что я верю? Обыватели называют это наркоманией, – сказал Миша и засмеялся.