Во время ланча никто никуда не торопился. Для начала Алик заказал бутылку вина и карпаччо. В перерыве между закусками Майечка решила ненадолго отлучиться. Она, словно нарочно оставила Алика и Ирину наедине, а когда вернулась, нашла их подружившимися. Отец с дочкой что-то живо обсуждали. На прощанье те даже обнялись.
Последующие дни Алик продолжал оставаться под непроходящим волнением от трогательной встречи, но ещё под более сильным — от объяснения с Майечкой.
— Ты так быстро тогда согласился, — горько усмехнулась она, когда Алик завёл разговор обо всём происшедшем.
— Будто испугался, что я надумаю рожать. Ах, Алик, тебе даже и невдомёк, насколько предупредительная готовность мужчины рассчитаться за аборт может стать для женщины оскорбительной. Мне показалось, что своей поспешностью ты меня предал. А как я хотела услышать твой протест. Ну, хотя бы одно слово в защиту будущего ребёнка. Нашего ребёнка!
В глазах у Майечки навернулись крупные тяжёлые слёзы.
— Потом узнала, что ты с кем-то встречаешься. Даже видела тебя с ней в городе. Не стала мешать чужому счастью. Да и сердцу, как известно, не прикажешь. Ведь со мной оставалась частица любимого человека. Его кровинушка! Ну, как я могла лечь под нож?
Алик слушал её, терзаясь и напрочь позабыв о прежних сомнениях. И пусть он уже давно ничего не чувствовал к этой женщине, его честь и достоинство сразу же подтолкнули предложить Майечке посильную помощь.
— Ведь ты не будешь возражать? — пряча взгляд и краснея, спросил Алик её, растревоженную воспоминаниями.
— Я хочу это сделать для Ирины. Пожалуйста, не отказывай мне, — он стушевался вконец и несмело протянул конверт с наличными — скромную заначку, припрятанную им от жены.
Незаметно пролетел месяц, и однажды вечером Людмила за ужином поделилась с мужем свежими сплетнями, принесёнными ею из «Мэйсиса» — универсального магазина, где та работала в отделе постельного белья.
— У меня сменщица, тоже русская. Да я тебе говорила о ней. Лилька! Одесситка. Помнишь? У её родителей ещё дача была в Аркадии рядом с нашей.
— Угу, — машинально кивнул Алик без всякого интереса. К новостям о личной жизни соотечественников он испытывал полнейшее равнодушие.
— Слушай, такое рассказала! У неё подруга из Одессы гостила. Не поверишь, что вытворила. Комедия!
— Гастролёрша?
— Не то слово! И вроде чудачке уже далеко за сороковник, но за какую-то неделю та умудрилась раскрутить здесь сразу двух мужиков. Причём, по полной программе.
— Способная, — отметил Алик, продолжая жевать и слушать вполуха.
— И чем же она их так прельстила? — он скептически усмехнулся, — Или в Бруклине уже не на кого положить глаз? Все бандерши повывелись?
— В том то и фокус, что не тем заветным ласковым местом, о котором ты думаешь. Она им успешно работала раньше, — расхохоталась Людмила. — А теперь всё больше, башкой. Развела этих дурней мулькой о взрослой дочери.
— В смысле? — Алик ощутил как у него в пищеводе на пути к желудку застрял кусок непрожёванного голубца, подобно лифту, внезапно остановившемуся между этажами.
— Наплела о себе душещипательную историю. Ну, вроде того, что когда-то переспала с каждым из них, забеременела и потом одна растила ребёнка.
— Чьего ребёнка?
— Алик, ты что, не врубаешься? Просто как всё гениальное. Разыскала телефонные номера бывших ухажёров, с которыми куролесила в молодости и каждому преподнесла сюрприз, мол, у тебя, дорогой товарищ, дитё имеется. А найти в Нью-Йорке кадра с рыльцем в пушку, знакомого по Одессе — как жменю рачков скушать. Дело недолгое. Уж где-где, а в Бруклине осела, считай, чуть ли не вся Молдаванка.
— И те поверили? — упавшим голосом спросил Алик, уже догадавшись, о ком конкретно идёт речь.
— Как тут не поверить, если и доцю предъявили в качестве вещественного доказательства. Воображаю, какой бледный вид был у этих штымпов. Лилькина подруга какую-то местную оторву надыбала и платила ей стольник за свидание с любимым папой. Ну, там слезу пустить для пущей убедительности или на шею, расчувствовавшись, кинуться к родителю. В общем, действовать по обстоятельствам. И что ты думаешь? Оба схавали. Как миленькие! Ещё и по кабакам водили. Поили-кормили по первому разряду.
В тоне Людмилы послышалось невольное уважение к разбитной бабёнке, умудрившейся столь элегантно облапошить наивных простачков. И хоть поступила та довольно подленько, сыграв на лучших мужских качествах, сострадания к её обмишурившимся жертвам Людмила не испытывала.
— Я так полагаю, что эта находчивая красотка и на аборт в своё время с каждого получила. Который, кстати, никогда и не делала.
— Нет? — Алик потеряно смотрел на поквецанный остывший голубец у себя в тарелке и на кончик ложки, утонувшей в банке с майонезом. Аппетит у него пропал начисто.
— Естественно! Лилька знает её как облупленную. Ещё со школы. Для той подобные мансы-романсы были всегда в порядке вещей.
— И где она теперь? — пытаясь оставаться безучастным, полюбопытствовал Алик.