Infernal

Вскоре произошёл самый загадочный поступок Белкина. Впрочем, этого следовало ожидать. Однажды, встретившись с ним за ланчем на Преображенке, он сообщил важную новость, что собрался уходить в монастырь, надумал постричься в монахи, сначала в кандидаты, а потом и в настоящего послушника. Собрался оставить с концами этот грешный мир, будет молиться в кельях за нас, грешников: за меня, разумеется, и за Секира, чтоб Господь прощал наши души и давал нам шанс на спасение. Не стараясь отговорить его, я всего лишь несколько раз переспрашивал, всё ли он хорошенько обдумал. Он отвечал слепо, твёрдо, без колебаний, как и подобает настоящему монаху. Точно Белкин переродился, и я даже почуял в нём верную святость. Точно монах, если не помазанник Божий. Я ощутил себя тварью дрожащей по сравнению с волевым и самоуверенным Белкиным. Кто знал, что так всё обернётся. В ту последнюю встречу он долго напутствовал меня, учил жизни, цитировал апостола Петра, читал отрывки из Евангелия от Матфея, а я слушал и не перечил, но не обещал следовать его учениям – я вообще ничего не обещал. Белкин отдалялся от меня безвозвратно, уплывая на белом корабле в небо, а я оставался на причале, врастая босыми ногами в мокрую землю, словно утопая в болотной трясине. И он сдержал обещание – постригся в монахи, уйдя в мужской монастырь на Валаамские острова. Там и обосновался, жил в смирении и полнейшем ограничении, но под Богом. Звонил в колокола, нёс службу, молился день и ночь, испытывая себя на прочность, а я потерял последнего компаньона.

Оставшись в одиночестве, мне задумалось тоже куда-то податься – то ли в бега, то ли в монастырь, но не в мужской, а в женский, то ли вовсе на необитаемый остров, где бы жил – не тужил, скрываясь от племени туземцев и подыскивая себе в жёны загорелую мулатку, чтоб общаться с ней на языке жестов. Но отрывать задницу с дивана равносильно полёту на Луну, и я предпочёл удариться в бутылку, благо бар был наполнен разными алкогольными изысками, и начал бы осуществлять этот нехитрый проект, если бы не спасительный звонок Фридмана. Он предотвратил меня от глубокого запоя и дал мне последнюю возможность зацепиться за этот мир. Спасибо прорицательному начальнику моей прежней конторы. Я всегда буду его нескончаемым должником.

Размышляя о прошлом и будущем, я добрался до своего отеля «Marth Moon» в престижном районе Гиндза. По пути я не наткнулся ни на одну достопримечательность и памятник архитектуры, по которому можно было догадаться, что я путешествую по легендарной восточной стране. Все было построено в жёстком урбанизированном стиле, чрезмерно по-западному, чрезмерно по-американски. Я как будто высадился в Нью-Йорке. И только узкоглазые улыбчивые лица и непонятные иероглифы на рекламных проспектах напоминали мне, что я ошибаюсь.

Отель «Marth Moon» представлял собой высокое здание, модное и современное пятизвёздное строение. От обилия шумной рекламы уставали глаза. На ресепшене низенькая японка долго проверяла мои документы, копошась в загранпаспорте и сверяя визу. Я успел предупредить её, что номер давно забронирован на моё имя. Само собой, по-английски, и само собой, милая японка изъяснялась на нём прилично, так что даже я разбирал. От моего пристального взгляда девушка смущалась и продолжала тормозить. Я спросил, долго ли мне здесь прохлаждаться? Она ответила, что не заставит меня ждать, и я продолжал стоять на месте с небольшим багажом: один чемодан да кейс – ничего такого, чтоб заставило меня остаться надолго.

Тур на острова предполагал завершиться за неделю – вот срок, в течение которого я обязан был уложиться. Иначе Фридман отправит меня на съедение австралийским крокодилам. По слухам, в его загородном особняке он держал целый бассейн кровожадных тварей, и когда наши сотрудники бесследно исчезали, кто-то пустил мысль, что они отданы в жертву зубастым аллигаторам, которых приходилось чем-то кормить, а Фридман, как настоящий еврей, экономил на чём угодно, в том числе на корме для безобидных зверушек. Отдаться в пасть рептилий – не самая приятная перспектива, то бишь придётся уложиться в срок и уломать новых токийских рокеров расписаться в контракте, чего бы мне это ни стоило.

Между тем, девушка проверила документы и даже успела ввести меня в базу данных. В забронированных файлах моё имя значилось согласно алфавиту.

– Извините за ожидание, – сказала она, сверкнув настоящей японской улыбкой, скромной и непорочной.

Я вспомнил про искусных гейш, что приходили ко мне в снах, и улыбнулся ей в ответ. Она смутилась пуще прежнего и опустила накладные ресницы. Я ощутил себя туристом-извращенцем, приехавшим в пуританский лагерь для совращения малолетних, и смутился сам. Взял вещи и без помощи швейцаров и носильщиков поднялся на лифте на тридцать шестой этаж отеля, где располагался мой номер, снятый ровно на семь дней со всеми задержками и непредвиденными обстоятельствами.

Пять звёзд – первое, о чём я подумал, расположившись на водяном матрасе.