Infernal

Ехали медленно, часто останавливались, чтобы отлить, ибо пиво напоминало о себе, а мы просчитались. Бомбила слушал радио. Белкин засыпал, облокачиваясь на меня, а я толкал его в плечо и не давал захрапеть, ведь он должен доставить меня к бабке, а не наоборот. Поэтому Владик кое-как сохранял бодрствование, но он и так не уснул бы с полным животом пива. Остановки по требованию случались каждые полчаса. Небесная канцелярия не прекращала пасмурность, и ни одной прожилки света мы так и не увидели.

– Куда теперь? – останавливался он на каждых поворотах.

Белкин не знал, как объяснить, и показывал маршрут на пальцах. Сам не запомнил местоположение той деревушки – всего-то несколько домов в два порядка, а за холмами уже возвышались десятиэтажки, а неподалеку расположилось кладбище. Украдкой я спросил, как оно называется, а Белкин ответил: «Переделкино», что заставило меня демонстративно перекреститься. Приятель посудачил на подставу судьбы, и в том действительно есть высший смысл.

Я подозревал, на какую именно деревушку мы можем нарваться. Белкин отшучивался и говорил, что давно там не был, и надеялся, что бабка не умерла. Я успокаивал его тем, что подобные бабки живут долго и даже нас ещё переживут. Часто они питаются энергетикой своих пациентов, и он зря не расплатился с целительницей. Какой она сегодня предъявит счёт? Белкин испугался и попросил меня замолчать. Необъяснимая тревога нарастала в нём сильнее, чем во мне. Я же будто ехал на потеху – не верилось, что бабка может прекратить наши неудачи и содрать с нас чёрную полосу. Лучше бы она воскрешала людей из мёртвых и вернула далёкую, но не забытую сладкую девочку…

Так и есть. Мы мчались по знакомой трассе, протаранив Мичуринский проспект, но с другого направления, и свернули по просёлочным объездным путям.

Белкин лично направлял водителя, державшего в зубах сигарету и иронично поглядывавшего вперёд, в такую глушь ему суждено заехать. Перед отъездом мы выкурили по одной, когда угощал Белкин. У меня даже на сигареты средств не хватало – так я потихоньку избавлялся от вредной привычки.

Приехали, встали на порядке напротив полуразрушенного чёрного дома. На порядке пусто. Деревня как вымерла – типичная картина средней полосы. В обветшалых избушках одни старожилы. Всем по сто лет, и ни одной девки. Ни скотины, ни зверья – только пустой огород, яблони, вишни и зелёная картошка цветет – типичное вымирающее поселение.

– Всё по-старому, – заключил Белкин, глядя в лобовое стекло.

– Веди, – сказал я и приказал водителю ждать.

Он долго стучал в дубовую дверь. Окна с пожелтевшими стёклами отдавали вековой стариной. Избушка на первый взгляд пустовала, стояла набекрень и косилась влево – того и гляди, развалится, как карточный треугольник. Рядом калитка, ведущая в огород, засеянный редькой и морковью с распускающимися ромашками. Видимо, жили здесь хозяева, и не все ещё вымерли. Мимо ног проскользнула чёрная кошка с белым пятном на спине и просунулась в дырку у порога. Видимо, её здесь кормили, если кошка выглядела упитанной и пушистой.

– Есть кто? – голосил Белкин. – Открывайте! – продолжал он тарабанить по дереву. – Нам срочно!

Заскрипели половицы, и кто-то медленно приближался.

– Ага, жива. – негромко пролепетал Белкин. – Узнаю походку.

– Чуешь?

– Чую.

– Ну ты зверь, – пробубнил я сквозь зубы.

За гнилым деревом слабо дернулась ручка, отчего образовалась узкая щёлочка. Белкин поднатужился и надавил снаружи – дверь приоткрылась.

Перед нами стояло карликовое создание в платке, с невыразительным, хмурым, но очень обеспокоенным видом. В высушенных мозолистых руках она держала ту самую зеленоглазую кошку, а та урчала и послушно виляла хвостом. Загадочная бабуся гладила её и неодобрительно косилась на нас, играя суровыми морщинами, как гармошкой.

Старуха ошарашила меня. Та самая, кого я встретил на остановке! Может ли быть такое, или я обознался? Похожа, как её отражение. Чести ради, мало кто упрекнёт в том, что все столетние старушки похожи, когда предстают в платках и бесформенных халатах. Не удивлюсь, если я ошибался, и ручаться не буду. Ведь тогда я даже не взглянул толком ей в лицо, испугавшись морщин, а особенно её недоброго взгляда, когда она заметила меня, верзилу в разодранных одеждах, но семян тогда я успел попросить, и она не отказала. Мирная попалась старушка, а эта знахарка хоть и очень похожа на неё, но выглядела слишком хмуро и подозрительно.

– Чего надо? – открыла она круглый обветшалый рот.

Я отметил, как голос её слегка изменился, но общие интонации совпадали, как у всех бабушек на Руси. Да я и не спец в геронтологии.

– Помните меня? – обратился Белкин, – вы помогли мне очиститься. Давно это было. Я жил рядом у деда. Смешной такой дед был, кислым самогоном угощал.

– Все старики умерли давно. Одни бабы остались. Чего вам сда лось?

– Умер? Земля ему пухом, – приспособился к ее гонору Белкин, – а меня помните? Гостил я у вас. Вы лечили меня?! Травами поили.

– Не помню. С чего ты взял, окаянный, что я кого-то лечу? Что я, лекарь?