Тропа уходила вглубь, а у меня появилось сильное беспокойство. Ещё бы – один среди мертвецов – я смельчак. Оборачиваясь назад, я натыкался на темноту: ни ворот, ни света из окна, ни машины – единая темнота, но тропинку я кое-как разглядывал, и назад доберусь, если потороплюсь и не буду сильно задерживаться. Кустарники росли Гулливерами. Могилы зарастали до вершин крестов и скрывали друг друга, образовывая дополнительный саркофаг словно плащ-палатку. Жужжали комары и вонзались мне в шею, посему приходилось постоянно отмахиваться. С комарами кружилась наглая мошкара, так и норовящая залететь в нос и повыпендриваться перед глазами, отчего нужно было прищуриваться. Мёртвые с косами не вставали, что утешало.
Инстинктивно я приметил искомую могилку. Оставалось пройти три креста.
К цели добрался живой и невредимый. Лизина могилка совсем юная, не заросшая полыньёй, но кустарники и полынь приближались к ней. Свежая земля покрылась газоном. С соседней могилы устремлял свои дебри размашистый репейник. Если не ухаживать и не полоть землю, через месяц могила зарастёт безвозвратно и покроется инеем.
Передо мной возвышался обелиск со старыми добрыми строчками. Величие момента охватывало внутренности. В кулаке дрожали хризантемы. Настал момент оставить их здесь по воле усопшей. Мысленно поздоровался с Лизой, приблизился, присел на корточки и возложил к монументу прощальные хризантемы.
Смотрелось очень красиво. Я чего-то ждал. Чего именно?
Ждал, когда из тьмы выйдет Лиза, и мы отправимся гулять по тропинкам, а она отведёт меня в чащу, где я останусь с ней навсегда. Я не слышал ни стрекотания, ни жужжания насекомых – всё смолкло, и ничто не мешало насладиться близостью с любимой женщиной. А она буквально лежала рядом, подо мной – под землёй. Я стоял над ней и мысленно призывал появиться. По лицу пробежал лёгкий ветерок. Я уловил его смысл – это точно её поцелуй, настоящий и воздушный. Ветер же – невесомое колебание воздуха. Щёки наполнились жаром и покраснели.
Лиза не спешила воскреснуть из могилы. Спала? Дремала? Тянула время? Дразнила меня, или ей не понравились хризантемы? Они смотрелись восхитительно, наклоняя головки к земле, чтоб Лиза могла пристальнее их рассмотреть.
Не удержавшись, я погладил её монумент, стряхивая опавшие листья. Чуть не обнял его, не расцеловал, представляя в нём Лизу. Тишина не кончалась, а комары улетели, оставив меня наедине с прекрасным.
Я выполнил её волю. Исполнил всё честно и безвозмездно. Страх пропал, и, наверно, Лиза уже побывала со мной. Наверно, душа её спустилась вниз – новых поцелуев не прилетало. Полный покой. Вечное смирение.
Сзади хрустнула ветка – я вздрогнул и обернулся. Из кустов взлетела серая птичка и взметнулась ввысь. По губам промелькнула догадливая ухмылка. Должно быть, та птичка и есть Лиза – это добрый знак. Так она напоминает, что я свободен и волен идти, и она не берёт обещания вернуться.
Я свободен, как птица.
Если бы…
Позади снова треск веток. Затем ещё. Появился отчётливый шорох и сопение.
Я присел и притаился, ожидая увидеть невообразимое. Шорох усиливался. Я сидел у её могилы, ища в ней спасение. Если это Лиза, то она не станет меня пугать. Спину пробило в пот. Весь в чёрном, я смотрелся как ворон.
Хризантемы лежали смирно, начиная увядать слишком быстро.
Рядом покачивались репейники, но ничто не вылетало из-под них. Что-то шебуршало за кустами и не желало появляться. Видимо, стеснялось, предполагал я, набиралось сил, но тревога нарастала, и затекали коленки. Мне пришлось приподняться и осторожно сделать первый шаг. Затем я замер, прислушиваясь. Нечто непонятное происходило в десяти метрах от меня. Послышалось чужое дыхание – звук, напоминающий рычание заунывных псов.
Я оглянулся на Лизин монумент. Наступала пора прощаться. Если там кто-то есть, он должен был появиться, и если это мёртвые поднимаются из могил, то пора уходить. Путь один, через единственную тропинку. Встреча неминуема. Прыгать в кусты и пробираться через заросли гораздо опаснее и равносильно гибели. Из кустов мне не выпутаться до утра, а ночь только вступила в свои права.
– Я всё сделал, Лиза, – прошептал я. – Целую. Люблю.
Лёгкий ветерок повторился, заставляя полыхать мои щёки.
– До свидания.
Развернувшись, я пошёл в гущу шороха по тропинке, стараясь не спотыкаться и не задевать высокие стебли растений. Осторожно прошёл могилу, следом ещё одну. Рычание усиливалось. Из кустов посыпались горсти земли.
– Матерь Божья, – прошептал я. – Мертвецы.
Бежать некуда. И любимой было бы за меня очень стыдно. Если суждено сражаться с мёртвыми – самый подходящий момент. Сражаться беспощадно, голыми руками за честь дамы моего сердца.
Решено.
Резким разворотом я прыгаю через куст к могиле, натыкаясь на скользкий хвощ, и падаю кубарем, перелетев через чьё-то тело. Яростно встаю, гремя ноздрями, и замираю.