Армия стала смыслом его жизни. Он жил на базе, у него были армейские друзья, и он встречался с женщинами, с которыми они его познакомили. Он постоянно жаловался на армию, но любил ее как вторую мать, и ударил бы в зубы любому гражданскому (или военнослужащему из других родов войск), кто рискнул бы критиковать ее. К смерти он относился философски, как и все молодые люди, и был готов однажды отдать жизнь за своих товарищей в бою. Когда в Афганистане он увидел войну крупным планом, его идеалы пошатнулись еще сильнее. Он видел, как армия построила в одной деревне больницу, и в ней же случайно разбомбила школу. Но он по-прежнему верил в непорочность и несокрушимость одного дела — пожертвовать собой в бою ради жизни товарищей. Он верил, что погибнуть в бою, защищая тех, кто рядом, по настоящему почетная смерть.
Покидая горящие руины главного города Америки, Даки и представить себе не мог, что может умереть от странной и чрезвычайно болезненной инфекции, занесенной в его тело мерзким мутантом. В этой тотальной войне не было благородства. Это была война на истребление, совершенно бесцельная и пустая. Ему не будет никакой медали. Историки не напишут о его подвигах. Наверное, даже нет страны, за которую стоит умереть. Вместо этого, он умрет среди людей, которых едва знает, среди руин страны, которую любил. Совсем не так он это себе представлял.
Даки продолжал вести машину, превознемогая боль, потому что он жил в неспокойное время и хотел помочь тем людям продержаться хоть чуточку подольше. И в этом, наверное, было какое-то благородство.
«Брэдли» наехал на упавший телеграфный столб, превратив его в щепки, и с грохотом потянул за собой клубок проводов и куски дерева. Стрелок и командир сидели на своих местах, сжимая рукоятки управления орудийной башней, и поливали из всех стволов. Стрелок пользовался перископом с функцией ночного видения, а командир мог видеть то, что видит стрелок с помощью оптического реле.
— Что-то с машиной не то, — прищурившись, сказал Сержант.
Сидевший рядом с ним в тесном, темном отсеке, стрелок покачал головой.
— Ни черта не вижу, — проворчал Сержант. — Что там за хрень?
Он постучал по дисплею, но безрезультатно. На визирной сетке прибора вспыхивали и исчезали бледно-зеленые пятна. Похоже на выстрелы, подумал он. Слева от них стреляли какие-то люди. Он различил дорожный знак с надписью «Шоссе 22, 376, Пенн Линкольн Парквэй». Остальное было не важно. На экране метались странные фигуры разных оттенков. Картинка напоминала какой-то дурной кислотный трип.
— Я видел знак, — сказал Сержант. Он активировал внутреннюю связь и сказал, — Дальше сворачивай на Парквей Вест, Даки.
— Есть, — ответил Даки.
Они почти прорвались. Как только они доберутся до шоссе, они повернут на запад и пожар останется позади.
Он добавил Стиву, — Вообще то мы могли добраться до восточного шоссе и там повернуть на запад. Никто же нам не выпишет штраф за неправильную езду. Верно?
— Разве что это сделает Уэнди, — подумал он, подавив улыбку. У него в голове промелькнул вопрос, — Что она в нем разглядела? Кроме формы и знаков отличия, он не видел в себе ничего особенного. Здоровяк, которого красивые девушки вроде Уэнди могли считать хорошим другом, но никак не любовником. Подобные девушки западали на стрелка, с его квадратной челюстью и телосложением серфингиста.
Стив ничего не ответил, продолжая смотреть в перископ.
— Все в порядке, Стив?
— Нет, Сержант, — сквозь зубы ответил стрелок.
— Что ты видишь? Что там такое?
Стив, вздрогнув, отвернулся от перископа. У Сержанта екнуло сердце. Он сразу почуял неладное. Лицо напряглось. На лбу выступили капельки пота. Глаза заблестели, как у животного, попавшего в капкан.
— Посмотри сам.
— Но…
— С приборами все в порядке, — сказал ему стрелок.
— Но эти помехи…
— То, что ты видишь
— Стив…
— Посмотри, Сержант. Посмотри еще раз.
Сержант сконцентрировался на картинке оптического реле, и у него тут же перехватило дыхание, когда мечущиеся, казалось бы, случайные формы стали сливаться в монстров.
«Брэдли» несся по дороге, расталкивая или сминая брошенные машины. А по обеим сторонам двигались покидающие горящий город твари. Бабуины, идущие, покачиваясь, на выгнутых кузнечьих ножках. Неуклюжие огромные чудища с щупальцами. вместо рыл. Кожаная стена, заполненная какой-то невообразимой мозаикой из кричащих человеческих лиц. Гигантские шары из плоти, словно раздувшиеся от крови клещи, шагающие на тонких ногах-ходулях. Тварь с гигантскими клешнями вместо рук. Полдюжины других особей. И, конечно же, сотни Инфицированных, бредущих, словно беженцы, в грязных, рваных футболках, военной форме, деловых костюмах, джинсах, и платьях. Их бормотание сливалось с постоянным ревом двигателя.
Похоже, огонь сегодня выгнал всех из своих убежищ. Позади них полыхал пожар, выбрасывая вверх столбы пламени и оседая бесконечным дождем пепла на этот парад чудовищ.
— Что это за твари? — пробормотал Сержант. — Что все это значит?