— За девчонку вступился, говорят? — командир с хитрым прищуром посмотрел на подчиненного. — Хороша девчонка-то оказалась?
— Не могу знать, товарищ майор, — бодро отрапортовал Сорокин. — Сбежала, пока я с «вованами» разбирался…
— Или они с тобой… — тихо, словно разговаривая уже с самим собой, констатировал майор. — В медчасти был?
— Так точно. Они говорят им сейчас не до солдата с побоями.
— Слышать ничего не хочу. После завтрака отправляйся к ним. Сам знаю, что половина части болеет, но мне твою разукрашенную «физию» тоже видеть неохота. Врачу скажешь, что я лично отправил. А по поводу девчонки ты все-таки лопух, Павел. Ты ее, можно сказать, от бесчестия спас. Да знаю я уже все, — устало махнул он рукой, видя, удивленное выражение лица подчиненного, — своих осведомителей хватает. Она тебе теперь минимум свидание должна. Если встретишь в городе, так просто не отпускай. А то, что с «вованами» сцепился по такому поводу — хвалю. Они совсем распоясались тут от мирной жизни. Ну а теперь иди, у тебя еще два наряда. Тебя в столовой заждались.
— Есть проследовать на наряд в столовую! — Паша бодро отдал честь командиру, развернулся и промаршировал в столовую. Все-таки командир был нормальным мужиком, хоть и нудноватым.
Он заметил лежащий у него на пути камень и сильным ударом отправил его в полет в неизвестном направлении. Вот чего ему сейчас не хватало, так это футбола. На школьном уровне он даже в сборную района привлекался на городские соревнования. Вот были времена…
В-общем утро в части началось лично для него не так уж и плохо. Могло быть хуже…
Уже в столовой, где он усиленно чистил картошку, к нему подошел тот самый связист, Юрка Тимофеев, с которым они успели сдружиться еще во время срочной службы, а потом и вместе рванули служить по контракту. Вечный оптимист, у которого в запасе всегда был нескончаемый запас скабрезных анекдотов и шуток про начальство, он никогда не терял присутствие духа и безвозмездно делился с товарищами по службе своей позитивной энергией.
— Здорово, солдат! Как служба? — он довольно сильно хлопнул Павла по спине, заставив того болезненно поморщиться.
— Здорово, Юрик. Как видишь, наряд отбываю…
— Ну ты не расстраивайся, — иногда казалось, что Тимофеев просто не умеет не улыбаться, — могло ведь быть и хуже…
— Петрухе ты рассказал про случившееся? — Петрухой они звали своего командира за глаза не только за то, что звали того Петр Петров, но и за некоторое сходство с киношным героем, за такие же светлые и курчавые волосы, круглое лицо и довольно смешно вздернутый нос.
— Ну а ты как думаешь?
— Да вот и я думаю, что ты, — очищенная картофелина полетела к своим соседкам в ведро, а из соседнего ведра была выужена новая.
— Так и больше-то некому.
— Ну и за каким…
— Да эти «вованы» оборзели просто. Местным жителям прохода не дают, да еще и преподносят все начальству своему в выгодном для себя свете. Вот и вчера эти козлы сочинили, будто это ты пристал к девушке, а когда они собирались за нее вступиться, ты накинулся на них с кулаками.
— Один на двоих? Они что, думают, я на идиота похож?
— Не знаю, что они там себе думают, но их командир им поверил сразу. Как будто только такого варианта и ждал. Так что ты еще легко отделался. Мог бы и на губу загреметь… Так что картошка — это еще не самое плохое, — он вдруг закашлялся и, выйдя на секунду с черного хода столовой на улицу, отхаркнул довольно большой комок мокроты.
— Ты что, заразился? — Павел внимательно посмотрел на своего товарища.
— Да это дурацкая летняя простуда, будь она неладна. Каждое лето одно и то же…
Сорокин продолжал внимательно на него смотреть. Он уже слышал краем уха, что происходит в городе. Уже вчера он не раз встретил в городе кашляющих людей, а проходя мимо местной поликлиники увидел в приемном покое целую очередь. Да и в части было уже полно служащих с жалобами на простудные симптомы — это Паша узнал, зайдя в медсанчасть, откуда его отправили восвояси вчера вечером, сославшись на крайнюю занятость опять-таки по причине той же самой непонятной и тяжело протекающей простуды.
— А ты уверен, что это просто простуда? — взгляд его из внимательного стал напряженным.
— Почему ты спрашиваешь?
— Ты знаешь, почему я спрашиваю. Слишком уж много в последнее время таких простуженных стало…
— Да ладно тебе Пашка, — Юра усмехнулся, но отчего-то усмешка эта вышла невеселой. — Все у меня будет нормально.
С чего-то им обоим показалось, что слова вскоре очень сильно разминутся с действительностью.