Инфекция

Ноги у Кати чуть не подкашивались, когда она проходила мимо мертвых тел. Этот путь дался ей нелегко, но, наконец, она вышла на улицу и замерла, шокированная. Улица была абсолютно пуста. Единственными живыми существами, кроме нее, на улице были бродячие собаки. Одна пробежала мимо девушки, боязливо покосившись в ее сторону. В зубах она сжимала отгрызенную человеческую руку. Что-то случилось, пока девушка сидела в той квартире, прикованная наручниками к батарее. И это что-то было ужасно. Вокруг не видно было ни одного живого человека, только мертвые, теперь уже навсегда уставившиеся остекленевшими глазами в небо. Екатерина опустилась на кстати подвернувшуюся скамейку и бессильно заплакала. Ей было страшно сознавать, что она осталась совсем одна. Но пока что все обстояло именно так. А еще ей до рези в животе хотелось есть, у нее болела рука, и ныло ушибленное плечо. Однако голод был все же сильнее и настойчивее. Осмотревшись вокруг, девушка увидела невдалеке продовольственный магазин. Двери его, разумеется, были закрыты, но это не могло остановить жутко голодную женщину. Она подобрала с тротуара камень и, коротко размахнувшись, швырнула его в стеклянную витрину. Витрина разлетелась на тысячи мелких осколков, сработала сигнализация, а Катя испуганно, чуть ли не бегом, вернулась на скамейку, ожидая развития событий. Однако прошло не меньше двадцати минут, а у магазина никто не появился. Видимо, у вневедомственной охраны были дела поважнее, если вообще были какие-либо дела, и если вообще еще существовала в природе вневедомственная охрана. Екатерина поднялась со скамейки и направилась в магазин. Холодильники в магазине уже не работали, но, судя по холоду, отключились совсем недавно. Молоко еще не успело прокиснуть, и Катя за один прием умудрилась выпить целый литр. Желудок снова предпринял попытку взбунтоваться, но на этот раз успокоился гораздо быстрее. За упаковкой молока последовала котлета по-киевски, не разогретая, но все равно чертовски вкусная. После этого Катя решила, наконец, остановиться. Она могла получить минимум несварение желудка, наедаясь сразу под завязку. Следовало подождать пару часов, дав желудку усвоить принятую пищу.

А пока Екатерина достала из-под прилавка пакет и прошлась по стеллажам, складывая в пакет все подряд: консервы (только те, которые она могла открыть, со специальным кольцом на дне), еще пару упаковок молока, буханку хлеба, пару палок колбасы. Остановилась она, когда пакет был полон продуктов и стал очень тяжелым. Девушка по-прежнему могла действовать без боли только одной рукой, потому не стоило злоупотреблять «гостеприимством» всеми покинутого магазина. Подумав, что следует раздобыть спортивную сумку, повместительнее и понадежнее чем пакет, девушка вышла из магазина на улицу и присела на ту же скамейку, согнав с нее предварительно ворону, которая вознамерилась, не спрашивая разрешения, полакомиться принесенными Катей из магазина продуктами. А усевшись, девушка дала, наконец, выход чувствам, и из ее глаз хлынули слезы. Мир представал перед ней безжизненным и всеми покинутым. Домой, похоже, идти не стоило, ее бы убило, если бы она нашла свою маму в таком же состоянии. Хотя она уже и не сомневалась в том, что все обстоит именно так.

Солнце поднималось все выше, и становилось все жарче. Однако девушка чувствовала себя слишком уставшей, чтобы идти куда-то. Тень от тополя накрывала скамейку, создавая хоть какую-то защиту от зноя. Катя улеглась в тени, и сон смежил ее веки. Уже через минуту она мирно спала. Пробегавшая мимо собака остановилась неподалеку, принюхалась, а затем потрусила дальше. Впервые за последние пару дней она увидела живого человека и решила не тревожить его сон.

Антон очнулся и поднял голову, вглядываясь в темноту комнаты. Вокруг стояла пугающая тишина. Он вспомнил, что по-прежнему находится в своем кабинете. Вспомнил, как бессовестно напился, опрокинув в себя один за другим несколько стаканов чистого медицинского спирта. Вспомнил, что в кабинете на кушетке лежала мертвая медсестра. Вспомнил, что другую медсестру отправил на обход по палатам, но ее не было так долго, что он заснул, так ее и не дождавшись. У Ковалева было странное ощущение. Он бы с большим удовольствием чувствовал бы, как раскалывается на части его голова, чем ощущал едва ли не звенящую внутри нее пустоту. А может это звенела абсолютная тишина кабинета.