index

Он в свете последних событий и так стоял на ушах, и позу менять не пришлось – лишь беготни прибавилось. Двухместный номер в гостинице «Шантарск», где остановились Гурьянов и все еще пребывавший на операционном столе Мироненко, вычислили практически моментально, не напрягая интеллекта, – визитки гостиницы отыскались у обоих в карманах. Как и паспорта (а у Мироненко – еще и удостоверение, из коего явствовало, что он занимает немаленький пост в московском частном сыскном агентстве «Бастион»). Никакого оружия не нашли ни при них, ни в номере, зато по отпечаткам пальцев безоговорочно установили, что оба там и в самом деле жили. Вещей почти не было – два «дипломата» со сменными сорочками, бритвенными приборами и прочими мелочами. Судя по авиабилетам, оба прилетели из столицы вчера вечером и отбыть намеревались послезавтра утром.

Поскольку ни в городском, ни в областном УВД, ни в департаменте общественной безопасности никто и представления не имел ни о какой миссии столичного майора, а командировочных бумаг при нем не обнаружили, заработала спецсвязь. Довольно быстро удалось выяснить, что удостоверение не поддельное, и убитый в Щантарске майор – доподлинный сотрудник столичного ГУВД, вторую неделю пребывающий в отпуске. Чуть больше времени пришлось потратить, чтобы установить идентичность напарника майора, но в конце концов штаб-квартира «Бастиона» уверенно опознала фотографию и признала Мироненко своим – но о цели его приезда в Шантарск «Бастион» то ли не знал сам, то ли не посчитал нужным откровенничать с провинциалами. Разумеется, и в ГУВД, и в «Бастионе» пообещали незамедлительно начать расследование, но результатов сибирякам пришлось бы дожидаться, как подсказывает печальный опыт, до морковкиных заговин.

Ведмедь самолично наводил страх на спешно отловленных «центровиков» – но те, колотя себя в грудь так, что гул слышали за квартал случайные прохожие принесли торжественно все мыслимые клятвы, будто о личных делах покойного Кролика им ничегошеньки не известно, и никаких москвичей они в глаза не видывали. Как ни стращал их Бортко, как ни обещал осложнить жизнь до предела, уехал он ни с чем – и, в свою очередь, клялся Воловикову (хоть и далеко не так цветисто), что весь его опыт подсказывает: «центровики» не врут, и столичные гости в самом деле были личным калымом Кролика.

Олечка Ольминская уже никому не могла объяснить, как и почему в кармане ухлопанного неизвестными киллерами столичного варяга оказались ее рабочий и домашний телефоны вкупе с «рабочей» фамилией и доподлинными именем-отчеством. Господин Марзуков, разделивший с ней эту честь, владелец телестудии «Алмаз-ТВ» и зять представителя президента господина Москальца, уже неделю пребывал в Германии, в деловой поездке, и вернуться должен был лишь послезавтра. После беглого опроса на студии, и без того взбудораженной убийством Оленьки, выяснилось, что ни о майоре Гурьянове, ни о частном сыщике Мироненко, ни о фирме «Бастион» там слыхом не слыхивали.

Третий фигурант, появились сильные подозрения, оказался мифом. Точнее, чистейшей воды псевдонимом. Единственный Всеволод Петрович Баранов, какого удалось отыскать объединенными усилиями всех паспортных столов Шантарска, оказался восьмидесятидвухлетним божьим одуванчиком, третий год безвылазно квартировавшим в доме престарелых с диагнозом «старческое слабоумие». Телефон был контактным, принадлежал инвалиду второй группы, после экспресс-проверки вроде бы признанному благонадежным. Список клиентов инвалида занимал добрый квадратный метр, значился там и В.П. Баранов, каждый вечер звонивший в одно и то же время и принимавший сообщения, если таковые имелись. Каждое воскресенье инвалид выкидывал в мусорный бак накопившиеся за неделю тетрадки с записями – но те сообщения, что значились под фамилией «Баранов» и не успели еще угодить в ведро, ясности не внесли. Самые невинные, на первый взгляд, фразы, безусловно, таившие двойной смысл, но именно из-за этого дешифровке не поддававшиеся.

«Купили диван» может означать все. что угодно: от «прибыла конопля» до «жена пронюхала»…

В последовавший за убийством вечер Баранов, вопреки железному ритуалу, не позвонил – похоже, от услуг инвалида отчего-то решил отказаться. На студии «Алмаз-ТВ» заверяли, что представления не имеют ни о каком Баранове.

Дракошу все еще держали в камере – откровенно говоря, из чистой вредности выжидая, когда истекут законные семьдесят два часа. Как Даша и предвидела, инкриминировать ему ничегошеньки не удалось. Порочащих его свидетелей так и не объявилось, а пистолет оказался чистым и без единого Дракошиного папилляра. С девочкой-продавщицей он и в самом деле был прежде знаком, но это, конечно, не криминал…

Из сумбурных показаний с превеликим трудом отловленных очевидцев удалось составить более-менее полную картину происшедшего, полностью совпадавшую с рассказом Дракоши; то ли белая, то ли светло-серая «Волга» остановилась впритык к «Опелю» и стрелок с заднего сиденья начал поливать германскую тачку из автомата.