index

— Она любила императора? Долго жила во дворце? Почему решила уехать за город?

— Ноэлия, — строгое, — разве можно не любить императора? Конечно, она его любила, да вы же видели запись, разве она не выглядела счастливой, выходя замуж? Она очень долго жила во дворце, помогала императору, растила сына. А потом сочла, что вполне может себе позволить отдохнуть, пожить на природе у моря. Здоровье стало подводить, возраст, знаете ли.

— Возраст? — не сдерживается Ноэлия. — Да ей было-то лет сорок-сорок пять, не больше пятидесяти!

— По-вашему, мало?

— Вам-то побольше будет, — бурчит Ноэлия, от Валтии бордовые языки недовольства. Наклоняется вдруг совсем близко, шепчет императрице в самое ухо:

— Вы бы поменьше вопросов задавали, госпожа, и побольше думали о том, как расположение императора удержать.

Аура Ноэлии ярко вспыхивает — но лишь мгновение. Похоже, девушка хочет возразить, возмутиться, однако сдерживается. Почти сразу возвращается в норму, на миг снова мерещится легкий узор, цвета симметрично раскладываются, но быстро все исчезает. Какая же аура удивительная.

— Я хочу побыть одна, — Ноэлия поднимается.

— Но… ваша помада…

— Уж как-нибудь справлюсь, — Ноэлия промокает губы, к еде почти не притронулась. — Мне нужно побыть одной! — слегка повышает голос, служанки во главе с Валтией не смеют настаивать, кланяются, уходят.

Подопечная нервно расхаживает по комнатам, платье драгоценными камнями отблескивает. Ворчит, какое оно тяжелое и неудобное, несколько раз замечаю фиолетовые языки намерений в свою сторону.

— Я могу что-то сделать для вас, моя госпожа? — спрашиваю. Останавливается, пронзительный, тоскливый такой взгляд.

— Дарсаль… нас тут все слышат, да?

— Стражи способны слышать, если настроятся.

— Неужели везде слышат?

— Моя комната изолирована. Комната каждого из Стражей. Иначе нам сложно… отдыхать.

— Понятно, — соглашается. — Спасибо. Ты отдыхай, когда нужно.

— Конечно, моя госпожа.

— Ты говорил, смог бы меня найти где угодно, — начинает, киваю, не совсем понимаю, к чему она. — А… Тересию? Смог бы?

— Я не запоминал ее ауру специально, но могу узнать, наверняка кто-то из охраны дома запомнил для дальнего поиска.

— Зачем? — нервно.

— Безопасность, — пожимаю плечами.

— И что ей может грозить?

— Ничего, пока она не угрожает вам.

— Так ты… поищешь? Я волнуюсь, почему она не приехала на церемонию!

— Хорошо, моя госпожа, — соглашаюсь, прикрываю глаза, вспоминаю, кто вместе со мной дежурил в пансионе, настраиваюсь на контакт.

Вдруг ощущаю прикосновение к руке, едва успеваю сдержать омаа.

— Сядь, пожалуйста, — усаживает рядом с собой на диван. — А то целыми днями на ногах.

Стараюсь не показать удивления, но сажусь. Еще церемонию отстоять. Обращаюсь для начала к Марису, не хочется лишнего внимания привлекать, а он все-таки уходит от нас, логично, что у него данные берут.

«Спасибо, — благодарю, молчит мгновение, потом ощущаю согласие.»

«За императора, — отвечает традиционно, добавляет вдруг: — И за императрицу.»

«За императора и императрицу, — тоже соглашаюсь. Хочу спросить, готов ли он, поддержать как-то. Только что тут говорить, да и до беса ему мое сочувствие. Лишь хуже будет. Поэтому передаю слепок ауры Тересии, спрашиваю: — Не запоминал для дальнего поиска?»

Молча высылает слепок в ответ. Благодарю. Желаю удачи. Надеюсь, его решение продиктовано не тем, как Ноэлия меня искала и звала.

Оглядываю окружающее пространство, все вокруг спокойно. Будущая императрица сидит, не двинется, аура ровная, гладкая, и не скажешь, что волнуется. Сосредотачиваюсь, отделяю частичку омаа, настраиваю на поиск. Отпускаю. Жду.

Только сейчас замечаю, что в руке по-прежнему рука, неожиданно привычная, совсем не мешает, не отвлекает внимания, будто что-то свое держу. Странно, обычно чужие прикосновения — вторжение в омаа, настораживают и заставляют усиливать контроль. А тут…

Ослабляю хватку, давая девушке возможность освободиться, но она лишь начинает нервно перебирать мои пальцы. Не мешая, впрочем.

Долго, неужели Тересия так далеко? Или прячется в каком непроницаемом строении?

Но все же спустя четверть часа молчания омаа возвращается.

— Вижу картину, — говорю. Ноэлия вскидывается, сжимает пальцы, еле удерживаюсь, чтобы не поднести к губам. Изо рта снова срывается омаа. — Она не в столице. Дальше. Рядом женщины. Сложно понять, о чем говорят, но после церемонии, если надо…

— Не надо, — резко вырывает руку, отстраняется. — Дурацкий макияж, — бурчит, аккуратно промокает глаза. — Значит, действительно уехала. И… пусть.

Порывисто поднимается, уходит в спальню. Не умею я утешать. Может, нужно было сказать, что Ноэлия ей не безразлична. Во всяком случае, теплые волны в ауре я видел.

Однако времени совсем мало, внизу уже сопровождающие собираются, гравикары на подъездную аллею слетаются. Даю еще пять минут, после приходится все же позвать. Как ни жаль. Безумно, почти невыносимо. Уплотняю омаа.

Ноэлия