Индекс страха

Он повел ее по коридору с развешенными на стенах фотографиями старых компьютеров. Далее шла череда кабинетов — двери с матовыми стеклами, слишком яркие лампы дневного света, линолеум, серые стены, — Габриэль совсем не так представляла себе дом Большого адронного коллайдера. И вновь она с легкостью смогла представить Алекса: такое место работы куда больше подходило человеку, за которого она вышла замуж, чем его нынешний вылизанный кабинет, созданный дорогим дизайнером, с кожаными креслами и шкафами с экземплярами первых изданий книг.

— Именно здесь когда-то спал великий человек, — сказал Уолтон, распахивая дверь спартанского кабинета с двумя письменными столами, двумя терминалами и видом на парковку.

— Спал?

— Ну если быть честным, то и работал. Двадцать часов работы в день и четыре — сна. Обычно он раскатывал матрас вот здесь, в углу. — По губам Уолтона промелькнула слабая улыбка при этих воспоминаниях, но он тут же обратил на Габриэль свои серьезные серые глаза. — Когда вы познакомились с ним на нашей предновогодней вечеринке, Алекс уже покинул этот кабинет — или собирался. Насколько я понимаю, у вас возникла проблема.

— Да, совершенно верно.

Уолтон кивнул, словно ожидал чего-то похожего.

— Заходите и присаживайтесь. — Он провел ее в соседний кабинет.

Помещения ничем не отличались друг от друга, но здесь стоял лишь один письменный стол. Уолтон немного его облагородил — положил на линолеум старый персидский ковер и поставил несколько горшков с цветами на ржавый металлический подоконник. На шкафу стоял приемник, из него доносилась негромкая классическая музыка — струнный квартет. Он ее выключил.

— Так чем я могу вам помочь?

— Расскажите, чем он здесь занимался и что пошло не так. Насколько я поняла, у него был нервный срыв, и у меня возникло ощущение, что все начинается снова. Сожалею. — Она опустила взгляд. — Но мне больше не к кому обратиться.

Уолтон сел за письменный стол, сделал домик из длинных пальцев, потом прижал их к губам и некоторое время изучающе смотрел на Габриэль.

— Вы когда-нибудь слышали о десертроне? [60]Он должен был стать американским сверхпроводящим суперколлайдером — восемьдесят семь километров туннеля, пробитого в скалах Ваксахачи, в Техасе. Но в 1993 году Конгресс США, в своей бесконечной мудрости, проголосовал за прекращение строительства, сэкономив американским налогоплательщикам десять миллиардов долларов. Однако это уничтожило карьерные планы целого поколения американских физиков, в том числе и блестящего молодого Алекса Хоффмана, заканчивавшего в то время Принстон. В конечном счете Алексу повезло — он являлся одним из двадцати пяти известных ученых, получивших грант на работу в ЦЕРНе с Большим электрон-позитронным коллайдером, предшественником Большого адронного коллайдера. Основная часть его коллег была вынуждена уволиться — они стали аналитиками на Уолл-стрит, где помогали создавать финансовые инструменты, а не ускорители частиц. Когда банковская система рухнула, Конгресс пришел к ней на помощь, и американским налогоплательщикам это обошлось в три и семь десятых миллиарда долларов.

Уолтон сделал паузу.

— Вам известно, что пять лет назад Алекс предложил мне работу?

— Нет.

— Еще до кризиса банковской системы. Я ответил, что, на мой взгляд, профессиональная наука и деньги суть вещи несовместные. Это нестабильное соединение. Возможно, я использовал слова «темная магия». Боюсь, что мы снова поссорились.

Габриэль энергично закивала.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказала она. — В нем есть внутреннее напряжение. Но в последнее время оно стало более отчетливым.

— Так и есть. За долгие годы я знавал многих, кто перешел от занятий чистой наукой к накоплению больших денег. Должен признать, что никто из них не добился таких же выдающихся успехов, как Алекс, но все они слишком громко уверяют, что довольны своей жизнью… Сразу возникает ощущение, что большинство презирают себя.

Он выглядел таким расстроенным из-за того, что многие способные ученые ушли из науки, и Габриэль вновь подумала, как сильно Уолтон напоминает ей священника. Как и Алекс, он был человеком из другого мира.

— Но вы начали говорить о девяностых годах… — напомнила она.

— Алекс появился в Женеве всего через несколько лет после того, как ученые ЦЕРНа изобрели Интернет. Странное дело, но именно это поразило воображение Алекса: не воссоздание Большого взрыва, поиски бозона Хиггса [61]или создание антиматерии. Его увлекла идея глобального мозга, пробуждение разума у машины. Его переполняли романтические идеи, а это всегда опасно. Я являлся его начальником в Компьютерном центре. Мэгги и я немного помогали ему встать на ноги. Он сидел с нашими мальчиками, когда они были совсем маленькими. Однако получалось у него не слишком хорошо.

— Ясное дело. — Габриэль прикусила губу при мысли об Алексе и детях.