Иная жизнь

Вдруг в поверхности шара открылась щель типа арбузной корки шириной в метр и высотой около трех. Внутри мерцал розовый свет. Из проема вышел, вернее, медленно вылетел серебристо-голубой манекен и встал в метре от меня. Он был выше меня, строен, обтянут металлом без единого шва, прямо от плеч начиналась массивная голова курганом, в центре которой был один глаз, но это скорее не глаз, а окуляр, так как за его матовым окном ничего не двигалось. Раздался легкий свист, что-то подняло меня, перевернуло в горизонтальное положение, и я поплыл в чрево шара. Удивительно, но у меня совершенно пропал страх. Наоборот, я испытывал какое-то удовольствие.

Оказался внутри громадной линзы. До сих пор поражаюсь внутренним размерам корабля: раза в четыре больше внешних, примерно метров двадцать в диаметре. Меня остановили висящим над полом в пространстве. Кто-то подошел (подлетел) ко мне и надел на голову подобие шлема мотоциклиста.

Сейчас же внутри шлема или внутри моей головы раздался писклявый голос:

— Не бойся, с тобой ничего плохого не будет. Мы хотим с тобой поговорить, если ты согласен.

Я сказал: Я согласен, но мне неудобно разговаривать лежа.

— Прими удобное положение.

Я приподнял туловище и опустил ноги. И повис в сидячем положении. Попробовал достать ногами пол, но не дотянулся. Передаю беседу так, как я ее запомнил.

Они: Как долго ты живешь?

Я: 64 года.

Они: Что такое года?

Я: Один год равен одному обороту нашей Земли вокруг Солнца. Но лучше было бы, если я бы показал вам на чертеже.

Они: Делай это на экране.

Передо мной из холла выдвинулся и приподнялся серебристый экран размером с квадратный метр. Я увидел на нем изображение нашей Солнечной системы, которую я видел на развороте какого-то иностранного журнала, с желтым Солнцем посередине, с пунктирами орбит и шариками планет.

Они: Ты можешь делать здесь поправки, это взято из твоей памяти. Теперь покажи, что значит 64?

Я показал рукой: Это наше Солнце, а это — Земля. Она идет по орбите.

Голубой шарик Земли побежал по пунктирам, а я считал каждый круг: раз, два, три… Так до шестидесяти четырех.

Они: Понятно. Вы можете объяснить нам вашу систему счета?

Я: У нас десятичная система. Возникла она потому, что у человека на руках десять пальцев.

Но получился конфуз: у меня на руках всего восемь пальцев. Два я потерял на фронте. С трудом мне удалось это объяснить.

Они: Что такое война?

Я: Это когда одна группа народа путем убийств стремится покорить другой народ. Цель войны — это захват власти или земель других народов.

Они: Продолжайте про систему счета. Я мысленно нарисовал на экране две ладошки и начал считать: один, два… десять и так далее. Они слушали молча. Все, что я говорил, голубым и фиолетовым огнем рисовалось на экране моим почерком.

Они: Как устроено ваше общество?

Я: Существует примерно около 180 отдельных государств, которые стремятся взаимодействовать друг с другом, но и редко доверяют друг другу.

Они: Как часто бывает война?

Я: По-моему, она всегда где-то идет, то в одном, то в другом месте Земли. Можно мне задать вопрос?

Они: Задавайте.

Я: Откуда вы знаете наш язык?

Они: Язык — это отражение мысли. Мысль — это комбинация полей, и во Вселенной эта комбинация одинакова. Так же устроена и память.

Они: Как далеко продвинулась ваша наука в познании мира?

Я: Я имею об этом весьма смутное представление. Оно основано на случайных статьях в популярных журналах. Я думаю, что выбрав меня, вы сделали ошибку. Почему бы вам не пойти на прямой контакт с нашими учеными?

Они: Кого вы предлагаете?

Я: Думаю, лучше всего подошел бы академик Велихов.

Они: Как с ним встретиться?

Я: Я не могу организовать эту встречу, он, наверное, в Москве. Только что закончился съезд, на котором он присутствовал.

Они: Этот? Я увидел на экране Велихова, каким видел недавно на экране телевизора.

Я: Да, это он.

Они: Мы хотим записать вашу память, все, что она накопила за вашу жизнь. Вы согласны?

Я: Мне это не повредит?

Они: Нет. Закройте глаза.

Шлем сжал мне голову, перед глазами поплыли желтые круги. Я не знаю, как долго это продолжалось, но пришел в себя в холодном поту, ломило в затылке.

Они: Все. Сейчас мы вас отпустим. Если захотите встретиться еще раз, позовите. Мы найдем вас сами.

С меня сняли шлем, я поплыл во вновь открытую щель и встал на ноги на дороге. Шар закрылся. Потом он начал светлеть, приобрел переливы перламутра и прозрачность, резко взметнулся вверх и в две-три секунды скрылся в чистом небе.

Домой я пришел бледный и разбитый. Ночью меня рвало, страшно, до судорог. Дочь намучилась со мной. Дня три после у меня было что-то наподобие мгновенных обмороков и слабость. Так отблагодарили меня гуманоиды.