— Неужели совокупление столь приятный для ваших тел процесс, человек с двойной душой? — насмешливо спросил он в другой раз. — Я постоянно ловлю от тебя отголоски мощной похоти и обрывки картин. Не сказал бы, что это приятное зрелище. Ваш вид такие в сущности примитивные животные.
— Не лезь в мою голову и не будешь так страдать от картин примитивного совокупления, — я постарался спрятать, как неприятно резануло то, что мааскохии удалось уловить столь личное. Неужели я действительно уже не могу удержать в себе удушливое вожделение, щедро подкармливаемое ревностью?
— Я могу стерпеть эти небольшие неудобства, — защекотал моё сознание его смех. Что-то часто он стал веселиться. — Меня удивляет другое. Самец там в твоих мыслях с этой самой самкой, это ведь не ты. Мысли о том, что он обладает той, кого до безумия желаешь, сводят тебя с ума, лишают сна. Ради нее ты готов сломать весь установленный миропорядок. Но когда ее получишь и накажешь виновных, что будешь делать? Просто остановишься? Станешь жить уединенно, оберегая своё сокровище и не желая больше ничего? Разве стоит одна самка таких усилий? И это тогда, когда в твоих силах получить все и всех.
— Если ты думаешь, что твои нашептывания разбудят во мне желание стать великим завоевателем и правителем, то лучше расслабься, вожак. Обладание всем меня не интересует.
Единственная власть, что мне нужна — это власть над Яной. Над ее мыслями, желаниями, над каждой клеткой тела и нейроном мозга. Над каждым взглядом и вздохом. Вот где я жажду единолично воцариться на веки веков.
— Приложить столько усилий, чтобы потерпеть неудачу… — голос вожака окрасился сожалением, но я знал, что это притворство, приманка, и не поддался.
— Как ты можешь быть уверен, что никто не придет и не заберет снова у тебя столь вожделенную добычу, если не уничтожишь физически всех врагов и не установишь жесткий контроль над всеми? — снова начал он, поняв, что не дождется реакции с моей стороны.
Этот вопрос он задавал мне на все лады день за днем и оставался без ответа. Но сам я не мог не думать об этом. Действительно. Что будет потом, когда я заберу Яну и решу, что братья достаточно наказаны бессилием и страхами? Могу я быть уверен, что нас просто оставят в покое и никогда не решатся отомстить? Что-то я не припоминаю, чтобы Орден отличался всепрощением и позволял жить свободно отступникам. И хотя на моей памяти ничего такого не было, но упоминания о том, что такое Охота, я слышал частенько. Но я уж точно не собирался исполнять роль загоняемой жертвы. Как и даже мысль допускать, что кто-то посмеет охотиться на мою женщину. Дракон тоже откликался, мгновенно обращаясь в ревущее в исступлении чудовище на угрозу нашей женщине. Эти размышления делали дымку ярости еще гуще и насыщеннее. Но пока было не время пытаться заглянуть так далеко и решить эти проблемы заранее. Поэтому всё шипение вожака оставалось без ответа, хотя и не сказать что не пускало глубокие корни в моем разуме.
Но дни ожидания были окончены, а путь домой пробит через множество слоев. И сейчас Орден, братья, возмездие и справедливость должны подождать. Я хотел знать — где и с кем Яна. Увидеть лицо того, кто уже был покойником, хоть и продолжал бездарно коптить воздух. Я практически парализовал мааскохии, чтобы они не смели охотиться без моего ведома. Они должны быть смертельно голодны, когда пойдут со мной на Орден.