Он что-то еще говорил и говорил о нём, обо мне, о нас троих, о будущем, о счастье и бесконечном количестве дней и событий, что нас ждут, и наш кроха медленно стихал, словно плавное течение голоса Игоря его завораживало. Огонь угасал, становясь просто ласковым теплом. Ярость опять обращалась любовью. Голодный охотничий азарт — спокойствием. Обида и агрессия — доверием и трепетом. Эта трансформация была поразительна и почти необъяснима с точки зрения человеческих эмоций, но, очевидно, мне нужно привыкать, что большинство реакций моего чада не будут подчиняться законам людской психики и логики. Однако в том, что между отцом и сыном была поразительная гармония и созвучность, сомневаться не приходилось. Я и сама чувствовала, что плыву за голосом Игоря, волшебным образом вплетаясь своими чувствами, мыслями всем существом в эту картину идеального грядущего, что создавал сейчас мой мужчина. Поразительная тишина и вакуум воцарились вокруг нас в этот момент. Я обхватила Игоря за шею, врастая в него всем телом, и потянулась мысленно к малышу, позволяя этой связи обрести своё логическое завершение. Может, мы и сотворили с моим мужчиной монстра, но это был наш родной монстр. Безумно любимый, свет наших несовершенных душ, бесценное наше сокровище. Дракон окутал нас троих своей сущностью, давая нам свою клятву, завершая единение, и все стало совершенно правильным, абсолютно неопровержимым. Этому есть только одно определение у людей — мы стали семьей, единым организмом окончательно и бесповоротно, и этого теперь не могли изменить никакие катаклизмы и обстоятельства. Плевать, что нашу семью можно было назвать, мягко говоря, странной. Не имеет значения, сколько мы совершили ошибок или еще совершим. Мы стоим вначале новой незнакомой дороги, но, когда ты больше не одинок, идти вперед не страшно. А потом дракон будто отступил, увлекая за собой сознание нашего сына, и мы остались с Игорем наедине. И при всей моей уже просто маниакальной любви к нашему чаду это сейчас казалось самой необходимой вещью в мире. Мы неимоверно нуждались в этом замкнутом лишь на нас двоих пространстве после того, как ощутили возможность утраты друг друга. Мне уж точно было это нужно больше чего бы то ни было. Опять ощутить каждой клеткой тела, что у меня есть этот невыносимый мужчина, и что он по-прежнему мой для всего, чего только могу от него захотеть. А хотела я все! Споров, секса, противостояний, мучительной ласки, острой нежности, взаимной заботы, бесконечный дней и ночей, недолгих расставаний, тоски друг по другу и наполненных зверским голодом встреч. Всего! Обхватив лицо Игоря, я облизала губы своего мужчины, умоляя принять насовсем. И как всегда получила чисто рамзинский ответ. Он вторгся в ответ, не просто принимая предложенное, но и захватывая гораздо больше, забирая все без остатка. Его губы, как всегда, не давали выбора быть ближе или отступить. Лишь только дышать им или погибнуть без кислорода, которым он стал для меня. Но теперь во мне уже и не было ни единой частицы, что хотела бы существовать без него. И поэтому я отвечала на его вторжение равноценным присвоением.
Движение вокруг выдернуло нас из невесомости. Очевидно, сражение действительно закончилось. Да уж, к тому, что битвы могут быть такими, я и правда не привыкла. Дарующие рассредоточились и оказывали помощь всем пострадавшим. Один за другим с песка поднимались мужчины, постанывая и шокированно озираясь по сторонам. И несмотря на то, что все мои чувства были сейчас сосредоточены в одной точке Вселенной, я не могла искренне не порадоваться, что никто не заплатил своей жизнью в этом противостоянии. Вскоре все постепенно подтянулись ближе к нам. Все: и мужчины, и женщины выглядели усталыми, но удивительно спокойными.
К нам практически доковыляла Амалия и схватилась для опоры за плечо Игоря.
— Знаешь, малыш, я тебя очень люблю, и в этой ситуации была на твоей стороне, но посмеешь устроить еще что-то подобное — надеру твою задницу так, что задымится, — сказала она. — И никаких тебе больше оправданий не будет.
— Сами виноваты! — огрызнулась я вместо виновато молчащего Рамзина. — Нечего было к нам лезть и пытаться подстроить под ваши дряхлые правила и законы! Мы бы и сами разобрались… со временем.
— Учить тебя еще и учить! — послышался из толпы голос Романа, и грудь Игоря завибрировала от глухого угрожающего рыка. — Обоих учить! Никакого уважения к свершениям предков и опыту старших!
Я погладила Игоря по груди, успокаивая, а на Романа кинула угрожающий взгляд. Он ухмыльнулся мне в ответ, давая понять, что дразнить Рамзина прекращать не намерен. Вот же неугомонный засранец! Вечно ведет какие-то игры и явно считает, что воспитывает Игоря, испытывая его терпение.
— Ну, нам тоже, очевидно, придется многому научиться! — вздохнув, вмешался Антон. — Потому что эта ситуация — показатель того, что наш опыт оказался, мягко говоря, малоэффективным.
— Да неужели? — Роман как всегда в своем репертуаре. В голосе идеальная смесь сарказма и почтения.