Инь vs Янь. Книга 2.

Эти шесть дней и ночей можно было назвать счастливым, беззаботным отпуском, если бы я не понимала, что над нами нависает. Мы оба, не сговариваясь, избегали говорить о том, что в любой момент Игорь уедет, и не известно, чем в итоге это закончится. Для себя я решила, что не стану портить эти потрясающие дни, пытаясь заставить Игоря озвучить собственные мысли и планы. Ведь я не испытывала ничего подобного никогда, хоть и понимала, что сейчас просто спряталась за эфемерной завесой, развеять ее раньше времени не было ни малейшего желания. Голос, шепчущий, что это мало чем отличается от моих прежних попыток уходить от реальности при помощи загулов, я благополучно заткнула. Это совсем другое! Просто несколько дней покоя, столь необходимого перемирия со всем светом. Черт возьми, на любой войне это было позволительно, так что мне нечего стыдиться.

Сегодня Рамзин встал очень рано, и хоть я все так же ощущала его присутствие в каждой молекуле воздуха, не хватало этого его неотрывного взгляда. Я за эти дни настолько с ним свыклась, что сейчас кожу будто морозило и царапало дискомфортом от его отсутствия. Тут же из глубины сознания стали выползать все запихнутые туда за эти дни сомнения и страхи. А что будет, если он уедет далеко и надолго?

Я склонила голову и обхватила потяжелевшую и слегка болезненную грудь и прошлась еще раз взглядом по своему телу в отражении. Кажется, изгибы стали как-то мягче. Это уже первые признаки того, что скоро я стану выглядеть, как мышонок Джерри, проглотивший огромный апельсин? Или просто сказывается размеренный ритм жизни и питания, который я вела благодаря контролю Романа, и отсутствие прежних ночных загулов и пьянок, с танцами ночь напролет? А может, мне чудится это сквозь призму моих расшалившихся гормонов? Посмотрела на свой живот, то расслабляя, то втягивая его. Сколько пройдет времени до того момента, когда я стану оплывать, как свечка, и тело станет бесформенным? Будет ли тогда Рамзин смотреть на меня так же, как сейчас, или будет избегать нынешнего пристального рассматривания. Тут же в памяти всплыло лицо моего отца, когда он смотрел на эту стервозину Эллу, постепенно теряющую свои прежние идеальные формы. Он глядел на нее, когда думал, что никто не видел, с благоговением и даже гордостью, и меня так это бесило раньше. Теперь-то многое по-другому. Павел Крамер не мой отец, да и Элла сейчас больше не кажется мне той прежней меркантильной, бессердечной сукой, как раньше, которую я изводила и оскорбляла. Нахлынуло чувство стыда за то, что говорила ей такие гадости, тыча в то, из-за чего загонялась теперь сама, стоя перед этим зеркалом. Обзывала ее беременной коровой, насмехалась каждый день, намерено подчеркивая, как она толстеет и расплывается. Но, собственно, что она мне сделала плохого? Ведь поначалу она даже делала попытки сблизиться со мной, пока я не поставила себе цель обратить ее жизнь в натуральный ад. Я была тем невыносимым эгоистичным подростком, объявившим войну до победного новой жене отца, и ни на шаг не сошла со своих позиций, даже повзрослев. Если кто и был в той ситуации сукой, то скорее уж я. А Элла… ну, она совершенно естественно защищала свое. Свою семью. Частью которой я не желала становиться. И разве важна та моя уверенность, что вышла она за Крамера из-за денег, да и каким было ее прошлое, тоже было неважно. Уж не такой, как я, судить кого-то за что бы то ни было. Надо признать честно — она была достойной женой, заботилась о мужчине, которого я считала отцом, в отличии от меня, отравлявшей его жизнь своими выкрутасами и вечными нападками на нее. Больше мне не казалось никаким преступлением желание женщины выбрать для себя и своих будущих детей мужчину, максимально способного обеспечить и защитить от всех жизненных невзгод. Это нормальные здоровые инстинкты, может, и первобытные, но не ошибочные, и далеко не всем везет, чтобы частью этого уравнения идеального выживания стала еще и любовь. Это больше моя вина, что наш с Эллой затяжной конфликт стал неразрешимым и абсурдным, а единственной моей целью уже тогда было достать ее любым из возможных способов, не стесняясь в средствах. И вот теперь я размышляла и том, что нужно будет однажды вернуться и попросить прощения. Сказать, что теперь я понимаю многое, и что можно было бы тыкать ей чем угодно, но только не беременностью. Ибо это нечто уже совершенно иное. Гораздо бесчестнее, даже чем бить в спину. Потому что попадала я уже не только по ней, но и по совершенно невинному созданию. Что же, если все у нас с Рамзиным получится, и в нашей жизни наступит не временное затишье, как сейчас, а стабильная безопасность, я однажды извинюсь за все свои выкрутасы. Не то чтобы я вдруг воспылала к Элле любовью, но я теперь понимала ее стремление выкинуть меня из их жизни, чтобы внести в нее столь нужный и долгожданный покой. Тот самый покой, в котором сейчас так сильно нуждаюсь сама. Ради нескольких дней которого отгораживаюсь от реального положения вещей. А тогда я была носителем хаоса, разрушающим все, до чего дотянусь.