— Госпожа Крамер, хозяин настоятельно просит вас вернуться прямо сейчас, — пробасил он.
Когда я вошла в кабинет, Рамзин стоял посреди кабинета, заложив руки за спину, и смотрел прямо на дверь. Его плечи в такой позе казались еще шире, а мускулы на руках четко обозначились даже сквозь ткань костюма. Я остановилась, ощущая, что он снова то ли изучает меня, то ли ждет какой-то реакции. Мы так и стояли, будто представители двух враждующих армий, уже почти привычно зондируя, что за обстановка с другой стороны, и какой шаг должен быть следующим. И постепенно это молчаливое противостояние стало трансформироваться во что-то иное. Внутри опять что-то проснулось и уверенно толкнулось наружу, чувствуя вибрации ответного движения. Желая опять втянуться в странный обольщающий танец.
Стараясь не поддаться этому, я тряхнула головой, как мокрая собака, избавляясь от этого морока.
— Что, твой братец уже ушел? — спросила я, разрывая контакт и направляясь к своему столу. — Пролетал мимо на своей тарелке, припарковался на крыше и забежал проведать родственника?
— Тебе еще не надоело называть меня инопланетянином? — недовольно нахмурился Рамзин, но раздражения в его голосе не было слышно. Даже наоборот он выглядел задумчивым.
— А какие у меня варианты? Упырем тебе тоже быть почему-то не нравится.
Привередливый ты, Рамзин. Даже капризный.
Признаваться самостоятельно, кто же ты есть, отказываешься, а мои варианты тебя не устраивают. Прям даже не знаю, как с тобой и быть, — я уселась и возвела глаза к потолку, чтобы не смотреть на Рамзина. Потому что сейчас он выглядел каким-то… нормальным, что ли. И это совершенно иррациональным образом располагало к нему. А это плохо.
Нельзя этого допускать. Потому как как бы тебе ни был симпатичен противник, другом он от этого не станет. Я отвесила себе внутренне весомый подзатыльник. Не хрен расслабляться, Яна. Достаточно и того, что мне приходится признавать его абсолютно бесспорную сексуальную притягательность для меня.
— Если я скажу, что я самый что ни на есть землянин, ты мне поверишь? — Рамзин говорил негромко и так, словно для него, и правда, было важно, что я отвечу.
— А должна?
— Возможно. Потому как это правда. Я родился на Земле, — Рамзин шагнул ближе, сокращая дистанцию между нами не только физически.
— Ха! Рамзин, родиться на земле еще не значит быть землянином. Это же тебе не то, что если родишься на территории США, автоматом американцем с гражданством становишься. Ты меня не обдуришь! — уперлась я.
— Значит, именно это мешает тебе принять меня? — как-то одномоментно Рамзин оказался вплотную к моему столу и уперся в него руками, нависая и не оставляя шанса избегать и дальше его глаз.
— Рамзин, не говори загадками. После хождения по коридорам, где каждый встречный смотрел на меня, как на профессиональную шлюху, которую из публичного дома турнули за чрезмерную развратность, я как-то не настроена на твои ребусы, — так близко к нему, к его запаху и волнам тепла исходящим от его большого тела у меня оставалось одно средство защиты — злость.
— Я спросил, является ли то, что ты считаешь меня существом не из вашего мира препятствием процессу нашего сближения, — Рамзин не отпускал мой взгляд, и его голос стал более низким и чуть охрип, выбивая опору у моего показного спокойствия.
— Рамзин, возможно, ты не в курсе, но принудительное удержание человека и лишение его права принимать собственные решения ни разу нельзя назвать процессом сближения. Не-а, — я оттолкнулась ногами, немного откатываясь назад, а по сути позорно сбегая от того жара, что рождался во мне от чрезмерной близости этого мужчины.
— Это несущественные оговорки, Яна. Ответь на вопрос, — уголок рта Рамзина чуть дернулся. Он, конечно, прекрасно понял, что и для чего я сделала.
— Несущественные, мать твою? — сорвалась я из-за того, настолько прозрачна и очевидна для этого невыносимого мужчины. — Чтобы ты знал, именно то, что ты считаешь несущественным все, что я думаю по поводу твоего ко мне отношения, мешает этому твоему гребаному сближению, Игорек. А еще то, что ты самовлюбленная, самодурская задница и деспотический засранец. А то, что ты какой-то там долбаный инопланетянин, это уже дело десятое, по сравнению с остальными твоими косяками.
— Я не инопланетянин. Я был рожден человеком! — нажал голосом Рамзин.
— Так почему превратился в такого редкостного говнюка и упыря в процессе жизни?
— Это какой-то бессмысленный разговор, — насупился мужчина.
— А вот тут я с тобой согласна. Ты ведь сказал мне уже неоднократно, что своего отношения ко мне менять не собираешься.
— Потому что такие изменения нужно еще заслужить.
— Идите на хер, господин Рамзин! — практически оскалилась ему в лицо, подаваясь вперед. — Если вам нужно, чтобы кто-то служил на задних лапах, то купите себе хренова пуделя. Или, вон, Аниту свою попросите. Сто пудов не откажет. А я ни черта у тебя заслуживать не собираюсь.
— Ты хоть знаешь, насколько смехотворно и бессмысленно твое сопротивление? — высокомерно ухмыльнулся он.
— Ну так почему ты до сих пор не покатываешься со смеху?