Инь vs Янь. Книга 1

— Отвали со своими прелюдиями, — огрызаюсь я, когда мужчина пытается вернуть ее обратно. — Просто трахни меня или отвали,

Рамзин.

Быстрее, надо закончить это быстрее.

Просто насыщение и ничего больше.

Протягиваю руки назад, вцепляюсь в его обнаженные бедра и тяну сильнее к себе, а сама толкаюсь навстречу, сильнее прогибаясь. Рамзин вдруг замирает, будто обратившись в камень, и только пульсация его члена, тесно прижатого к моим ягодицам,

и рваное дыхание говорят о том, что он жив.

Я же не собираюсь ждать, пока он отмерзнет,

и, скользнув между нами рукой, обхватываю и сильно сжимаю его ствол, вспоминая его раскаленную тяжесть. Рамзин издает короткий гневный звук и быстро хватает обе мои руки, сводит их у меня над головой и прижимает одной своей к стеклу.

— Не смей приказывать мне! — яростно выдыхает он мне в затылок и кусает за ухом.

Не сильно, но ощутимо, и меня опять простреливает очередной виток возбуждения.

Эти его долбаные приказы! В этот раз во мне вдруг поднимается волна обреченного веселья, и я хрипло смеюсь сквозь собственное срывающееся дыхание.

— И что ты сделаешь, если я не послушаюсь?

Не станешь меня трахать? Или опять будешь изводить ожиданием и лишать оргазма? Блин,

достало это все, Рамзин. Поэтому или, черт возьми, загоняй в меня свой гребаный член или отвали от меня и не выноси мозг.

Взбешенно рыкнув, он вцепляется в мои волосы на затылке и резко дергает,

поворачивая лицом к себе. Я возмущенно вскрикиваю, и он пользуется этим, вталкивая свой нахальный язык мне в рот,

одновременно резко толкаясь вперед бедрами и врываясь в меня. Чер-р-рт! Мое тело отвыкло от него, и низ живота пронзает легкой болью от такого беспардонного вторжения. Рамзин тоже издает звук,

говорящий о том, что его наслаждение балансирует на тонкой грани с мучением,

вынуждая проглотить его и поглощая мой в ответ. Он бешено толкается раз и еще, и еще,

как будто это не секс, а настоящая экзекуция,

и свирепо терзает мои губы, не лаская -

наказывая.

Как же я ненавижу эту незнакомую меня,

что приходит в безумство от этой его агрессии, заглатывает ее жадно, как будто никогда не сможет насытиться.

Толчки становятся все яростней, и я могу уже практически дотянуться до своего оргазма, увидеть его, попробовать на вкус.

Дикое напряжение растет, выжигая мне нутро,

и я ощущаю, как Рамзин внутри меня становится еще тверже и горячее. Он тоже приближается к финишной черте, толкая нас обоих к ней мощными размашистыми движениями.

Потом вдруг Рамзин замирает, как споткнувшись посреди очередного рывка.

Проходит долгая минута, и хватка в моих волосах ослабевает, а пальцы больше не вцепляются, а гладят, будто извиняясь. И

жесткий захват его рта неожиданно превращается в полноценный поцелуй, в котором не одно только голое вожделение, а пугающая меня нежность. Он остается погруженным в меня до предела,

вздрагивающим и пульсирующим, но совершенно неподвижным. Рамзин отрывается от моих губ и целует скулу и висок.

— Почему, Яна? — сипло шепчет он. — Почему ты просто не можешь во мне нуждаться так же, как я? Почему все, на хрен, должно быть между нами только так?

Он совсем отпускает мои волосы, и руки и обнимает меня, скользя по коже повсюду.

Рамзин сжимает, оглаживая и снова целуя повсюду, куда добирается его жадный рот. А

потом начинает двигаться, медленно покидая мое лоно и практически вынимая душу из нас обоих, дразня замирает и так же умопомрачительно неспешно возвращается.

Мы дышим в унисон. Хотя не дышим -

задыхаемся. Наши общие звуки — это уже какой-то нескончаемый гортанный стон. Мои глаза широко распахнуты, но я теряю себя в этом скольжении, не вижу ни неба, ни моря,

ни себя, ни Рамзина, зависнув где-то там, где нет вокруг ничего материального, где-то между… Я так хочу уже или вверх или вниз,

это длится слишком долго, немыслимо вытерпеть. И я прошу его, умоляю прекратить и закончить это хоть как-то, не помня даже слов, невольно вырывающихся из меня.

— Я-я-я-н-а-а-а! — хрипит Рамзин и срывается,

вбиваясь и ломая, наконец, это мучительное ожидание.

И я сваливаюсь за край и лечу. Лечу, срывая глотку в крике. Конечно не вверх. Всегда вниз. И больно разбиваюсь, когда прихожу в себя. Когда понимаю, что мы уже стоим под струями воды в душе.

33

Рамзин аккуратно моет меня, глядя сосредоточенно, будто забыл и изучает пальцами изгибы моего тела заново. Потом поднимает глаза и, столкнувшись с моими,

усмехается. В этот раз от этой его ставшей для меня такой привычной гримасы сквозит не обычной насмешливостью или самодовольством. Она с налетом какой-то обреченности, что ли.

— Что, Яна пришла в себя и готова снова в бой? — тихо спрашивает он, проводя мыльными пальцами по моим ключицам.