Инь-ян

Вечером Гекель почему-то его не вызвал. Вероятно, решил подождать – какой толк от еле двигающегося и трудно соображающего полуовоща?

Ночью поспать почти не удалось – Ханар, как закоренелый садист, не давал спать, будя каждый час и вливая в глотку Сергея литры травяных отваров и жидкой кашицы из перетертого мяса, круп, масла, сырых овощей и бульона. Кроме того, приходилось пить горькие настойки, после которых одолевали голод и жажда.

Каждый час минут на пятнадцать упражнения – приседания, наклоны, махи руками, будто не в параллельном мире, а где-нибудь в земном пионерском лагере. Только вот «пионервожатый» зверь, а не человек – стоило замешкаться, начать ругаться на тему: «Дай мне поспать, скотина ты эдакая!» – тут же ушат ледяной воды на голову, и волей-неволей начинаешь двигаться, чтобы согреться.

Мучения закончились только утром, и то часа на три, не больше. Ханар сказал, что теперь не беспокоится за состояние Серг и тоже может поспать. И это было счастьем – рухнуть на поганую кушетку, на которой провел последнюю неделю, и провалиться в сон, мертвый, как у легендарных богатырей, которых нельзя было пробудить даже дубиной.

Как оказалось, чтобы разбудить Сергея, не нужно дубины – всего лишь заклинание бодрствования, после которого «клиент» взвился со своего ложа как ошпаренный и взревел пожарной сиреной – кожу жгло, и под ней будто бегали злые, голодные мураши. Такой водопад ругани, и преимущественно на русском языке, Сергей не изрыгал с того самого случая, когда пьяный Васька Шунгин упал на ледяной мостовой, и в перелетевшей через голову сетке разбились все три пузыря водки, смешавшись с закуской, прихотливо украшенной блестящей горкой стеклянных осколков. Тогда он был очень сильно разочарован, очень. Что и высказал Ваське в свободной, полной экспрессии форме.

Пометавшись по комнате под пристальным взглядом Гекеля, наблюдавшего за всеми передвижениями своего подопытного кролика, Сергей запахнул несвежий халат со следами вчерашних и ночных туалетных приключений, а потом уселся на кушетку, демонстративно уставившись на безмятежного мастера. Они помолчали минуты две, потом Сергей сварливо спросил, с отвращением покачав головой:

– Скажи, мастер, вот почему все сильнодействующие лекарства обязательно такие гадкие? Или горькие, или вызывают лихорадку? Почему нет вкусных лекарств? Такое ощущение, что их делают горькими для того, чтобы изгонять из человека демонов!

Сергей выпалил всю фразу как из пулемета, сам удивившись тому, что говорил так быстро, так возбужденно – как никогда, – в нем кипела энергия, требующая выхода. Он не мог усидеть на месте, ерзая, вздрагивая, получая неожиданные уколы изнутри, будто кто-то маленький, бегающий по многострадальному организму, бил его тело мощными электроразрядниками.

– Твоя речь очень быстрая. Говори помедленнее, старайся себя сдерживать. Это нормально, ты привыкнешь. Но не сразу. И старайся не выказывать своих эмоций. У тебя сейчас повышена возбудимость. Кстати, признаки показывают, что наш эксперимент удался. Я сумел тебя ускорить, изменить тело. И ты выжил. Сними халат. Встань. Тааак… хорошо! Очень хорошо. Скажи спасибо Ханару – он тебя выхаживал, как больного ребенка. Ты набрал… хмм… давай-ка буду говорить с тобой даже наедине – как с женщиной. Иначе возникнут лишние вопросы, а нам этого не надо, не правда ли? Вдруг кто-то подслушает? Так вот – ты набрала восемьдесят процентов той массы, с которой пришла в мой дом. Питание пошло впрок. До полудня отдыхай, а с полудня начнешь заниматься боевыми искусствами.

– Как, сразу? – удивился Сергей. – Да я только что едва с горшка слезал, и уже заниматься? Не рано ли? Может, пока передохнуть?

– В общем, так, слушай меня внимательно, – голос Гекеля был вкрадчивым, мягким, как стальная рука в бархатной перчатке. – Последний раз тебе говорю: ты выполняешь все, что я скажу! Если я скажу тебе прыгнуть в выгребную яму – ты прыгаешь! Если скажу откусить ухо Ханару – откусываешь! Не выполнишь – я вздую тебя, сломав пару ребер и отбив внутренности! Потом я тебя вылечу и еще раз вздую, только сильнее в пять раз! Когда ты слышишь мой приказ или просьбу, что равносильно, ты не спрашиваешь, зачем это нужно, не споришь со мной, а говоришь: «Да, мастер!» И делаешь! Пока не переступаешь порог моего дома. У себя дома, если он у тебя будет, ты можешь делать все, что захочешь, но в моем доме все делается только по моему повелению и беспрекословно. Это понятно?

– Да, мастер! Понял, мастер, – с готовностью повторил Сергей и, не подавая виду, про себя усмехнулся. Ему вспомнился один гаишник, Толя Пысин, с мужеством несший по жизни проклятие своей фамилии (товарищи ласково называли его Пыська), так вот, он говаривал: «В милиции нельзя ни с кем дружить. И ругаться ни с кем нельзя. А когда начальство тебе дает указания – ешь глазами, говори: Бу сделано! Бу сделано! И… не делай! А еще – нельзя показывать себя слишком умным. Ибо сказано: чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона! То же самое касается ментовки!»