Инь - Ян (СИ)

Натягиваю майку, одеваю штаны и по-хозяйски усаживаюсь за стол. Инь захлопотала собирая еду. Щи в ее исполнении были страшны. Вода, разваренная капуста, не проварившийся мосол с мясом, все пересоленное. Есть я отказался. Инь расстроилась, лицо как расплылось, уголки губ опустились вроде как зареветь собралась. Тут я припомнил, что в принесенном для нее пакете есть копченая колбаса, говяжья тушенка, консервированная осетрина. Рисую жестами пакет и прошу принести содержимое. Инь испуганно на меня смотрит и отрицательно машет головой: ничего нет. И куда же все так быстро делось? Возмущенно жестикулирую я. Подруг угостила, жестами объясняет Инь. Они очень, очень рады были, движениями рук утешает она меня. Пытается объяснить словами:

-- Я ночь ... много плакать ... они день за меня работать ... помогать ... я им отдать ...

-- Ну раз такое дело, - примирительно ворчу я, - тогда конечно.

Поняв по тону, что я больше не сержусь она по-женски за это поблагодарила. Это конечно хорошо вот только жрать еще сильнее хотелось.

-- Я домой, - уведомил я девушку. Она реветь, за руки хватает.

-- Завтра приду, - пытаюсь утешить.

-- Я работать, ночь, - отвечает заплаканная Инь

-- Чего?! - возмущенно ору я

-- Работать, ночь, - повторяет она, и все ревет не переставая.

Беру ее за руки и в бешенстве волоку за собой по коридору к вьетнамскому коммунисту, руководителю и сутенеру. Без стука вламываюсь к нему в комнату и сразу рычать:

-- Ты гондон штопаный! Да я тебя сейчас самого вы...бу! Я тебе всё наизнанку выверну! Не трогай девчонку!

Вьетнамский товарищ, отдыхавший на широкой кровати, вскакивает. Щуплый, маленький в длинных синих сатиновых трусах. Встав, он, вероятно поняв меня буквально, испуганно закрыл ручками ягодицы. Я подскакиваю к нему с ярым желанием набить морду и уже подношу кулак к его сморщившемуся лицу

-- Тварищ? - в ужасе коверкает русский язык азиатский мужичонка и отшатывается.

-- Ты разэтакий! Лапы убрал! - от кровати доносится женский голос, уверенно прозвучавший с безукоризненно русской матерной интонацией.

-- А? - в замешательстве опускаю руки и отступаю от вьетнамца.

-- На! - решительно отвечает женщина и закрывшись простыней вскакивает с кровати. Молодая, кареглазая, русоволосая, вся растрепанная, полная. Она прикрывает отступившего к ней маленького вьетнамца могучей грудью и сурово спрашивает:

-- Чего надо?

Угрожающими матерными криками объясняю чего. Женщина смеется, вьетнамец облегченно улыбается, Инь за моей спиной хватает меня за руки.

-- Ну ты и дурак! - дает мне лаконичную и предельно точную характеристику женщина и поправляя спадавшую простынь, объясняет:

-- Подружка твоя, по графику в ночную смену на комбинате работает.

-- Я никого не заставлять, - оправдываясь, лепечет индокитайский коммунист.

-- Нет ... нет ... не бить, не надо, - лопочет за моей спиной Инь пытаясь удержать меня за руки.

-- О! - радостно хохоча, восклицает женщина, - да у них тут любовь!

И представляется:

-- Меня Женя зовут

-- А у тебя с этим, - злобно киваю в сторону вьетнамца, - тоже любовь?

-- А то как же, - рассудительно отвечает Женя.

-- Что наших парней уже мало? - язвительно всё еще продолжая злиться, раздраженно повышенным тоном выкрикиваю я.

-- Мало, - ничуть не смущаясь, признается Женя, - у нас на комбинате мужиков раз, два и обчелся, и те все бабами избалованные, а тут - она движением руки показывает в сторону своего щупленького любовника, - самое то.

-- Русские девушки сильные, добрые, красивые и горячие, - дает лестную характеристику своей подружке вьетнамец, и гладит ее по плечу.

Простынь у Жени сползает, одернуть ее она не успевает или делает вид, что не успевает и я с удовольствием и вожделением разглядываю ее фигуру. Таких женщин Кустодиев любил писать. Зрелая вся налитая женской мощью красота. Красота зовущая и ждущая мужика в надежде на простую плотскую любовь, детей и брачные узы. Инь изуверски щиплет меня за руку, от боли я морщусь, а Женя чуть улыбнувшись, опять набрасывает на себя простынь.

-- Давно с зоны откинулся? - спрашивает меня Женя.

-- Меня в армию забирают, - обижаюсь я.

-- Да? - легонько удивляется она, - а по морде так чистый уголовник, бритый и наглый.

-- Янь бить американ, - гордо заявляет Жене, Инь. И смотрит на нее с явной неприязнью, а на меня с гордостью.

-- Ясно, - вздыхает Женя, спрашивает меня:

-- Решил вдоволь поблядовать? - не дожидаясь ясного для нее ответа, рассудительно без малейшего осуждения добавляет, - что ж ... тоже дело

-- Ну мы пойдем, - обрываю я разговор, чувствую как Инь тянет меня руку к выходу.

-- А посидеть выпить и закусить? - доброжелательно предлагает Женя.

-- Милости просим, - отчетливо и правильно выговаривая русские слова, поддерживает ее предложение хозяин.

Жрать опять захотелось, от выпивки я тогда редко отказывался, и не обращая внимание на явное неудовольствие Инь, с благодарностью принял любезное приглашение:

- Ну если пожрать и выпить, - обратившись к вьетнамцу согласился я, - то давай.