In a hundred lifetimes (ЛП)

Роуз замирает на секунду. У нее была целая жизнь, чтобы подобрать блестящие правильные слова, но сейчас ее ум абсолютно пуст. А ведь она была так уверена во всем ровно до тех пор, пока он не назвал ее имя. Теперь Роуз чувствует себя нервной и потерянной перед Доктором, человеком, которого искала всю жизнь. Ей нужен всего момент, чтобы собраться с мыслями.

— Я ну… я… В общем, сначала главное: я не стала уничтожать пушку, после того, как ты оставил меня. Подумала, что она может пригодиться когда-нибудь. Потом… Хм, это, кажется, было в 2011… Трудно вспомнить – время там и здесь идет не одинаково. Так вот, в 2011 появились трещины. Наш Торчвуд присматривал за ними, но однажды, когда я была у себя в кабинете все датчики пушки будто посходили с ума, все они оповещали, что устройство готово к прыжкам. Тогда я подумала: «Будь что будет. Сейчас или никогда» и … Одним словом, я очутилась здесь, - глубоко дыша, рассказывает Роуз. – То есть, не совсем здесь, конечно. Сначала я попала в Шотландию и потом автостопом добралась до Кардиффа.

— Трещины во вселенной… Я никогда не думал, что они будут и в вашей, — размышляет вслух Доктор. – Но, Роуз, - его глаза чуть сужаются, - это произошло много лет назад. Два десятилетия назад, если быть точным. Почему? Почему ты до сих пор здесь? – прищурившись еще сильнее, пытливо осведомляется он. – Почему ты оставила ту вселенную? У тебя же был этот… он… кхм, я. Почему ты оставила его?

Роуз ожидала этого вопроса, что, конечно, не сделало его менее болезненным.

— Я бы не бросила его, — шепчет она, поднимая взгляд на Доктора. – И я очень, очень его любила. Мы были счастливы. Были счастливы все девятнадцать лет, которые прожили вместе. Девятнадцать лет, Доктор. Гораздо больше времени, чем было у нас с тобой.

Что-то на задворках сознания подсказывает Доктору отступить, перейти на нейтральные темы, дабы не причинять Роуз еще больше страданий, но он не может удержаться и мягко, почти бережно, спрашивает:

— Что произошло?

— Он умер, — быстро отвечает Роуз.

Доктор нервно сглатывает. Неудивительно, что она хотела сбежать.

— Все эти разговоры о старении вместе… То, о чем ты и он постоянно твердили… все это просто бредовые сказки. Его убили. Сикораксы. Когда он пытался защитить меня.

Роуз неоднократно клялась себе, что не будет о нем плакать, но слезы, набухающие в уголках глаз, грозятся вот-вот упасть. Она опускает голову, позволяя волосам скрыть ее лицо, и неотрывно глядит перед собой, избегая взгляда Доктора.

— Роуз, — тихо произносит тот, опустившись перед ней на колени, — мне жаль. Мне очень жаль.

На десятую долю секунды Доктор звучит точно так же, как старый он, и Роуз поднимает влажные глаза.

— Он умер по глупости. Он не должен был меня защищать. Я тысячу раз повторяла ему «Беги!», я хотела, чтобы он оставил меня. Я хотела, чтобы он выжил. Но, Господи, какой же он упрямец. Единственное, что он должен был сделать в своей идиотской жизни – оставить меня и бежать, — теперь Роуз рыдает, едва ли в состоянии продолжать рассказ.

Обескураженный Доктор, не зная, как себя вести, похлопывает ее по плечу:

— Роуз, не говори так. Я бы никогда не оставил тебя умирать.

Бывал ли он жестоким? Тысячи раз. Манипулировал ли он окружающими? Бесспорно. Бросал ли он людей на смерть? Еще как! Хороший ли он человек? Кто знает. Но то, что Доктор знает совершенно определенно – он никогда не оставил бы Роуз Тайлер умирать. Даже теперь, спустя все это время.

— Ты не знаешь всего. Я не могла… Я должна была… За все то, что они сделали с ним. С Доктором. Я должна была… Я взорвала их корабль, слышишь? Уничтожила всех, кто был на борту.

Доктор молчит, обдумывая все то, что Роуз – его добрая, сострадательная Роуз – только что рассказала. Его предыдущие инкарнации наверняка пришли бы в ярость – ведь именно это, злость, он испытывал к Харриет Джонс, — но он, он здесь и сейчас, испытывает только вину.

Его тяготит не только знание того, что он сам превратил Роуз в убийцу, но и все те вещи, гораздо худшие, что он совершил совсем недавно.

— Я была на этом корабле, Доктор.

Доктор все еще молчит, когда пугающая мозаика складывается сама собой. Девятнадцать лет? Девятнадцать? Это просто невозможно.

— Вот почему я не постарела с тех пор, как мы виделись в последний раз.

— Нет, — бормочет Доктор, всматриваясь в лицо Роуз, силясь найти хоть одну незнакомую морщинку. – Нет! – кричит он, и в глазах его бешено хороводят боль, злоба и ярость.

Он с силой хватает ее плечи, когда осознает, что значат ее слова.

— Нет, Роуз, прошу. Скажи мне, что это не то, о чем я думаю.

— Я не могу умереть, — кивает она, глядя прямо ему в глаза, — как Джек.

— Нет, — шипит он, спрятав голову в руки. — Нет! Я сделал тебя такой, — в его взгляде бешенство, какого Роуз никогда прежде не видела. — Я во всем виноват.

Роуз не знает, что может сделать этот он в приступе ярости и потому нерешительно кладет руку на его плечо.

— Ты не виноват. Никто не виноват, только я сама.