Имперский Грааль

Угу, а мы его стираем. Холодная липкая грязь по всему телу, которую невозможно терпеть. Ни сесть, ни растянуться на койке, пока ее не смоешь. И в душевую будет очередь. На Пантократоре Норм натаскивал своих примерно так же, Брюс эту школу уже проходил и знает, что нормативов три, и пока их ведут по низшему. У самого него средний, собственно, это не предел, и сегодня он прошел хуже, чем мог, но ему просто не надо. Чтобы взять высший, надо делать это каждый день, а в жизни и еще есть радости. Высший тут только у Морган, будь она трижды неладна.

А Морган, вероятно, попала в рай.

Как только атмосфера стала приемлемой, они с Нормом на пару занимаются боевыми психотехниками. Как это выглядит, Брюс помнит еще с Пантократора. Две фигуры, большая и маленькая, равные только в грациозности, на фоне рассветного неба. Стойка на одной ноге, вторая развернута коленом наружу, ступня уперта в колено опорной ноги. Руки над головой, чуть согнуты в локтях, ладони сомкнуты. И стоят так все время, пока восходит солнце. Подзарядка от космических батарей, шутит мать.

Норм всерьез уверяет, будто в любое другое время суток «оно не работает». Ну, может, еще на закате, однако Морган говорит, что ее приход только в первой половине дня. То есть здесь они развлекаются тем же самым, разве что солнце тут другого цвета.

Оно сиреневое.

– А лучше нельзя! – громко говорит Андерс, когда последняя пара мучительно достигает финиша. – Я не верю, что можно. Я никогда не видел, чтобы лучше шли.

Ну, то есть он не Абигайль с Китри имеет в виду конкретно, это он за честь ССО вступился. Эту фишку народ рубит моментально, начинает выразительно кашлять и стягивается к нему, как к центру. В каковом центре Брюс и оказывается поневоле.

– А что ты вообще видел, сидючи на своем Сизифе? – вскипает Морган.

– Что я видел, того не отрицаю. Вы – чиф! – сами-то…

Опаньки! Пятьдесят подростков намерены отыграться. В толпе тут и там слышится сдавленное хихиканье. Никто не любит фельдфебелей в начищенных сапогах, и единственный для Норма способ сохранить лицо – это умыть их всех прямо тут и немедленно.

Такие правила игры, и Брюс даже не знает, за кого ему болеть.

Рассел – муж матери, мужчина в доме, взятый за образец для подражания, когда есть нужда в таком образце, настоящий мужик и даже друг – но не отец и никогда не пытался им стать.

Помнится, когда-то он сам пытался найти для матери подходящего мужа, чтобы та не осталась одна, когда он, Брюс, вырастет и шагнет в большой мир. Ему казалось, что мать сама ничего для этого не предпримет. При этом подразумевалось, что первым и главным мужчиной в семье останется Брюс, а пришельца мы будем терпеть до тех пор, пока он ведет себя правильно.

Не то чтобы он был против. Ну если ей надо, ладно, я, Брюс, большой, я понимаю, пусть играется, хотя, конечно, странно, что она выбрала этого, когда есть тот… Мы ладим только потому, что Норм умеет существовать в отведенном ему пространстве, занимая свое и не претендуя на чужое. Это с матерью они как-то объединились и поделились, что, если подумать, приводит Брюса в неподдельное изумление – ведь это два разных человека! Он только здесь командует Брюсом, и Брюс только сейчас задумался об этом.

А вот нужен ли мне командир? Это он для Морган сэнсэй и свет в окошке. Нет, если бы, конечно, он назначил меня командиром первого отделения, облек бы доверием – а кому он может доверять больше, чем мне, кого он знает лучше?… я бы, так и быть… Ну-ну. Может, Рассел действительно слишком хорошо тебя знает?

Рассел снимает куртку и кидает ее не глядя, в толпу. Не глядя, но ловит ее Брюс. Вон как. Значит, так легче? И бонус – стирать придется только футболку. С другой стороны, футболка белая, а грязь холодная и… грязная.

Танки грязи не боятся?

– Ты-то чего молчишь? – взрывается Морган, глядя ему прямо в глаза. Слово «Предательство» вертится у нее на языке, вон, даже кончик виден: все большие слова у Морган с больших букв. Еще секунда, и Брюскины детские секретики станут явными для всех. Предмет торговли очевиден: кто не с нами, тот против нас – в этом вся непримиримая Морган. Та секунда, что Брюс думает, для нее – шаг в пропасть. У нее-то выбора нет.

Тем временем Норм уже в начале полосы, а секундомер – у Андерса, и народ чуть не на плечи друг дружке лезет, чтобы только видеть циферблат. Те, кто поумнее, становятся так, чтобы видеть, как пойдет чиф. Скалятся и готовятся улюлюкать. У Морган смешное расстроенное лицо. Она поднимает белый флаг и ждет, пока Норм подаст сигнал о готовности.

– Зря вы это, – неожиданно говорит Китри. – Некрасиво. Он же… старый.

Отчаянно, на грани вывиха Морган бросает руку вниз. Пошел!

Молчаливое недоумение охватывает бойцов. Лидере опускает секундомер и только смотрит.

– А он небыстро идет, – вслух изумляется кто-то. Брюсу внезапно становится невыносимо стыдно и хочется отвернуться, а лучше – провалиться. Даже Андерс, кажется, не рад оказаться настолько прав. В конце концов, командир и не должен… дело командира – командовать.