Империй. Люструм. Диктатор

Цезарь, который также одолел своих соперников и стал сенатором, первым поздравил Цицерона и пожал ему руку. В толпе раздавались торжествующие выкрики. Это бесновались приверженцы победителей, те, кто посещает любые выборы с такой же одержимостью, как другие — гонки колесниц. Сам Цицерон, казалось, был немного ошеломлен собственной победой, но ее не мог отрицать никто, даже Красс, которому вскоре предстояло огласить итоги. Вопреки всем препонам и сомнениям, Марк Цицерон стал эдилом Рима.

Огромная толпа (после победы толпа заметно разрастается, против обычного) провожала Цицерона от Марсова поля до его дома, где у порога уже собрались его собственные рабы, рукоплескавшие хозяину. Изменив своим привычкам, показался даже слепой стоик Диодот. Все мы испытывали гордость оттого, что входим в окружение такого выдающегося деятеля. Отсвет его славы падал на каждого, кто обитал под этим кровом. Из атриума, радостно крича, выбежала маленькая Туллия и обхватила руками ноги отца, и даже Теренция вышла из дома и, улыбаясь, обняла мужа. В моей памяти навсегда запечатлелась эта картина: все трое стоят, прижавшись друг к другу, торжествующий оратор положил левую руку на голову дочери, а правой обнимает за плечи счастливую супругу. Природа часто наделяет людей, которые редко улыбаются, удивительным даром: когда на их лицах появляется улыбка, они неузнаваемо меняются. В тот миг я видел, что Теренция, как бы она ни попрекала мужа, по-настоящему рада его победе.

Наконец Цицерон неохотно опустил руки.

— Благодарю всех! — объявил он, обводя взглядом восторженную публику. — Однако сейчас не время для празднеств. Подлинная победа придет тогда, когда Веррес будет повержен. Завтра я наконец открою против него разбирательство, и давайте вместе молиться богам, чтобы нас в недалеком будущем ждал новый, куда более важный успех. А теперь… Чего же вы ждете? — Он улыбнулся и хлопнул в ладоши. — За работу!

Цицерон отправился в комнату для занятий, позвав с собой Квинта и меня. Там он с огромным облегчением опустился в кресло и сбросил сандалии. Впервые за неделю на его лице не отражалась тревога. Я полагал, что Цицерон приступит к самому неотложному делу — сведению воедино разрозненных частей своей знаменитой речи, — однако выяснилось, что я нужен ему для другого. Нам с Сосифеем и Лавреей предстояло вернуться в город, обойти всех свидетелей-сицилийцев, рассказать об одержанной Цицероном победе, удостовериться в том, что они не пали духом, и предупредить их о том, что завтра утром всем следует явиться в суд.

— Все? — изумленно переспросил я. — Все сто человек?

— Вот именно, — кивнул Цицерон. В его голосе вновь звучала прежняя решимость. — И еще кое-что. Вели Эросу нанять дюжину носильщиков — только надежных людей, — чтобы завтра, когда я отправлюсь в суд, они перенесли туда коробки с показаниями и уликами.

— Всех свидетелей, — записывал я, чтобы ничего не забыть, — дюжину носильщиков, все коробки с записями — в суд. Но только учти, хозяин, в таком случае раньше полуночи я не освобожусь, — предупредил я, пытаясь не выказать замешательства.

— Бедный Тирон! Но не беспокойся, у нас будет достаточно времени, чтобы выспаться всласть. После смерти.

— Я беспокоюсь не о своем сне, сенатор, — твердо проговорил я. — Я просто боюсь, что у меня не останется времени, чтобы помочь тебе с речью.

— Мне не понадобится твоя помощь, — с легкой улыбкой сказал Цицерон и поднес указательный палец к губам: «Ни слова».

Я не понял смысл его последнего замечания — вряд ли я бы выдал кому-нибудь его замыслы. После этого я покинул хозяина, пребывая в недоумении.

IX

И вот в пятый день августа, в консульство Гнея Помпея Великого и Марка Лициния Красса, ровно через год и девять месяцев с того дня, когда в дом Цицерона впервые пришел Стений, началось разбирательство по делу Гая Верреса.

Примите во внимание летнюю жару. Попытайтесь представить, скольким жертвам Верреса хотелось видеть, как их обидчик предстанет перед законом. Учтите, что Рим буквально заполонили граждане, съехавшиеся в город, чтобы принять участие в выборах и присутствовать на играх Помпея. Не забудьте и о том, что на слушаниях ожидалась схватка двух величайших ораторов современности («поединок века» — так назвал это впоследствии Цицерон). Сложите все это воедино, и, возможно, вам удастся получить хотя бы приблизительное представление о том, какие настроения царили тем утром в суде по вымогательствам. Ночью на форум стекались сотни людей, стремившихся расположиться как можно удобнее, и к рассвету на площади не осталось ни одного места, где можно было бы укрыться от жары. А еще через два часа не было вообще ни одного свободного места. В портиках и на ступенях храма Кастора, на самом форуме и в окружающих его колоннадах, на крышах и балконах домов, на склонах холмов — везде стояли, сидели, висели люди, не обращая внимания на жуткую давку, в которой было поломано немало ребер и отдавлено еще больше ног.