Империй. Люструм. Диктатор

Уже давно перевалило за полночь, когда Фруги возбужденно вскрикнул и поманил нас к своему столу, заваленному восковыми табличками с денежными записями компании. Взятые по отдельности, эти списки имен, дат и сумм ни о чем не говорили, но Фруги сравнил их со списком горожан, у которых Веррес вымогал взятки, и сделал удивительное открытие: чтобы заплатить требуемые суммы, этим людям приходилось брать взаймы, причем под большие проценты. Еще больше нас поразила приходная книга откупщиков. Именно в те дни, когда компания предоставляла заем какому-нибудь горожанину, точно такая же сумма возвращалась ей в виде вклада со стороны некоего Гая Верруция. Подлог был настолько очевидным, что мы не удержались от смеха. Было совершенно очевидно, что сначала там стояло имя «Веррес», но потом кто-то грубо соскреб последние две буквы и вписал вместо них четыре новые — «уций».

— Выходит, Веррес действительно вымогал взятки, — воодушевившись, подвел итог Цицерон, — и теперь это можно считать доказанным. Он требовал, чтобы жертва взяла у Карпинация ссуду под грабительский процент, потом получал эти деньги в виде взятки и с помощью своих друзей-откупщиков снова вкладывал их в компанию. Таким образом мерзавец не только обеспечивал сохранность капиталов, но и получал немалую прибыль. Блестящая задумка!

Цицерон прошелся по комнате в победном танце, а потом обнял и крепко расцеловал в обе щеки смутившегося Фруги.

Не побоюсь сказать, что из всех судебных побед Цицерона та, которую он одержал следующим утром, была одной из самых сладких. Тем более что внешне это была вовсе не победа, а, наоборот, поражение. Он выбрал записи, которые решил забрать в Рим. Луций, Фруги, Лаврея, Сосифей и я взяли по коробке и понесли их на сиракузский форум, где на возвышении восседал Метелл. Там уже успела собраться огромная толпа. Первым слово взял Карпинаций. Изображая из себя завзятого законника, он ссылался на различные уложения и прошлые случаи, доказывая, что записи, связанные со сбором податей, нельзя вывозить из провинции. Прикидываясь агнцем, он пытался создать впечатление, что стал невинной жертвой заезжего римского сенатора.

Цицерон повесил голову на грудь и изобразил такое отчаяние, что я едва не прыснул со смеху. Когда настала его очередь, он поднялся с места, извинился за свои действия, признался, что нарушил закон, и выразил готовность незамедлительно вернуть Карпинацию все записи. Но сначала, сказал Цицерон, ему хотелось бы прояснить одну маленькую подробность, которую он не понял. Подняв над головой одну из восковых табличек, он громко спросил:

— Кто такой Гай Верруций?

Карпинаций, на лице которого только что цвела счастливая улыбка, пошатнулся, словно получил в грудь стрелу, выпущенную с близкого расстояния. А Цицерон с невинным выражением, продолжая разыгрывать полнейшее непонимание, обратил внимание слушателей на совпадение: имена, даты и суммы в записях откупщиков были теми же, что и в записях сиракузских сенаторов, относившихся к даче взяток.

— И вот еще что, — продолжил Цицерон все тем же медоточивым голосом, обращаясь к Карпинацию, — этот человек, с которым ты заключил столько сделок, не значится в твоих записях до того времени, пока на Сицилии не появился другой — почти полный его тезка. Гай Веррес. И ты не заключил с ним ни одной сделки после того, как Веррес покинул остров. Но в те три года, когда Веррес наместничал здесь, этот загадочный человек был твоим самым крупным клиентом. — Цицерон снова поднял таблички над головой и показал их собравшимся на площади. — Вот ведь досада: всякий раз, когда писарь выводил фамилию вкладчика, он делал одну и ту же ошибку. Впрочем, такое бывает. Уверен, тут нет ничего подозрительного. Может, ты просто сообщишь суду, кто такой Верруций и где его можно найти?

Карпинаций беспомощно посмотрел на Метелла, но тут кто-то прокричал:

— Такого человека нет! На Сицилии никогда не было человека по имени Верруций! Это Веррес!

После чего все собравшиеся на форуме принялись повторять нараспев:

— Это Веррес! Это Веррес!

Цицерон воздел руки над головой, призывая к тишине.

— Карпинаций утверждает, что вывозить записи из провинции запрещено, и с точки зрения буквы закона он прав. Но нигде не говорится о том, что я не имею права вывезти копии этих записей, если они точны и должным образом заверены. Мне нужна ваша помощь. Кто из собравшихся поможет снять копии, чтобы я мог забрать их в Рим и привлечь эту свинью Верреса к ответственности за преступления, совершенные им против народа Сицилии?

В воздух взметнулся лес рук. Метелл попытался восстановить тишину, но его слова потонули в хоре голосов, принадлежавших приверженцам Цицерона. Флавий, желая помочь нам, отобрал самых видных граждан города — сицилийцев и римлян, — предложил им выходить вперед и брать столько записей, сколько каждый сможет скопировать. Я раздавал добровольцам восковые таблички и стилусы.