Тренер и медик синхронно посмотрели на экран монитора, где восемнадцатилетний пацан тасовал и комбинировал четыре стихии с той легкостью, с которой опытная повариха компонует приправы, и немного помолчали. А затем Орлова произнесла:
— И если это так, хорошо бы, чтобы никто об этом не узнал.
— Почему? — не понял Разумовский. — Это ж такой аргумент в политике, войне и науке…
— Вот именно поэтому, Дима, — женщина потерла лоб и щелкнула пальцами по графику. — Все, у кого есть хоть сколько-нибудь денег и власти, захотят также. И на твоего парня начнется настоящая охота. Девять открытых стихий — уникально, но прецеденты были. А десять…
— Билет на опыты, — закончил за Орлову мысль мужчина.
— Именно.
— Но как можно посадить на цепь мальчишку, игнорирующего вот это? — Разумовский показал на другой график на экране, где красная линия очерчивала допустимый предел магии на полигоне, и где показатели студента Мирного пробивали эту линию в два раза.
— Поверь, ради эфира найдут способ, — покачала головой Ольга. — У него же есть невеста? А будут жена и дети — это шантаж. Или, что проще, лошадиная доза успокоительного в капельнице, и вот тебе овощ для опытов. Да, пока захватят — будет мясорубка, но нельзя по жизни ходить с поднятыми щитами. Рано или поздно, но дротик с транквилизатором догонит.
— И что будем делать? — мрачно спросил Разумовский.
— Я — подделывать данные. А ты — учить парня оперировать магией, — пожала плечами Орлова.
— Звучит как план, — усмехнулся Дмитрий. — Здесь видно коэффициент гибкости его дара?
— М-м-м… — Орлова пощелкала мышкой, быстро что-то посчитала на калькуляторе, перепроверив себя трижды. — Есть и он тебе не понравится.
— Да неужели?
— Максимум полгода. А затем сколько есть, столько есть.
— Как думаешь, успеет? — спросил Разумовский, посмотрев на Ольгу.
— Взять Эфир? Ну, если продолжит совать пальцы в политические розетки, наверняка… — вздохнула Орлова и добавила: — Если выживет.
— Если выживет, — эхом повторил мужчина.
— На, почитай-ка, — цесаревич кинул мне на стол толстую папку прямо поверх конспектов лекций об авторском праве.
— Что здесь? — спросил я, предчувствуя, что ничего хорошего.
— Сведения о том, что известно на данный момент обо всех ключевых участниках мятежа. А также тех, кто помог моему дяде скрыться, как и где он сел на судно, — пояснил Иван.
— И зачем ты мне это даешь? — я поднял глаза на наследника престола.
— Чтобы ты понимал политическую расстановку сил, — пожал плечами парень.
— А мне это зачем? — не понял я. — Я еще, конечно, мало успел погрузиться в законодательные тонкости нашей Родины, но вроде за мятеж у нас вешают.
— Так-то оно так, да не совсем, — помрачнел Иван. — К примеру, мы все прекрасно понимаем, что Меншиков-старший не стал выводить своих бойцов на улицы, а сделал это Максим, единолично приняв решение в пику отцу. Но это нельзя доказать. Выставил род Меньшиков бойцов? Выставил. Бились они рука об руку с Ермаковской дружиной? Бились.
— То есть ты хочешь сказать, что прямых доказательств у вас на этих людей нет? — понял я, кивнув на кожаную папку.
— Увы.
— Что-то Нарышкин мышей не ловит, — пробурчал я.
— Нарышкин может действовать только в рамках закона, — покачал головой Иван.
Я раскрыл папку и полистал бумаги. Имена, адреса, гипотезы с жирными знаками вопросов в местах указания улик.
— О, а вот это случайно не тот упырь, который рассуждал о том, что армия Российской Империи не нужна? — спросил я, ткнув в имя в списке.
— Нет, это его дядя.
Я нехорошо усмехнулся:
— Испытываю непреодолимое желание прокатиться к ним в гости.
— Алекс, нельзя бить людей только за то, что они других политических взглядов, — нахмурился цесаревич.
— Иван, как раз именно сейчас — самое время бить, сажать и вешать, — возразил я. — В этот раз повезло, что я чисто случайно оказался рядом с тобой, а твой отец смог отбиться от родного брата. Но если бы меня не оказалось там, а твой дядя явился бы с группой поддержки… Мысль понимаешь?
Наследник престола сжал кулаки, быстро вообразив себе перспективу. Сильные эмоции отражались на лице парня, и никакое аристократическое воспитание не могло их скрыть: благородство боролось с первобытной жаждой мести. Можно было додавить мальчишку, легко подтолкнув его к силовому решению проблемы. Одна фраза — «Ты в своем праве» — и все, цесаревич помчится с шашкой наголо рубить головы охреневших предателей.
Я не знаю, что бы сработало лучше — показательная порка или кровавая расправа, так что это решение Иван должен был принять сам. В конце концов, ему же потом править этим балаганом.
— Зови свой потешный отряд, — наконец, произнес парень. — Съездим на пару адресов поговорить по душам.
— Так точно, Твое Высочество, — усмехнулся я.
— Знакомьтесь, это мой друг Новиков, он сегодня с нами прокатится по делам, — представил я Ивана потешному отряду.
Цесаревича просканировала дюжина тяжелых взглядов, и бывший боец Бойцовского клуба с говорящим погонялом «Малыш» пробасил: