Имперец. Том 1 и Том 2 (СИ)

— Спасибо, государь, — я поклонился Романову, и даже получилось чуть получше, чем в прошлый раз. — Но твоей милостью я вырос пускай и без родителей, но не в нужде. И просить мне больше особенно нечего.

Дмитрий Алексеевич посмотрел на меня с задумчивым любопытством и проговорил:

— Ты не понял, Александр, — объявил он. — Героизм должен быть награжден. Орден — это, конечно, очень почетно, но мне бы хотелось дать тебе что-нибудь посущественнее. Что-нибудь, что действительно может пригодится в дальнейшей жизни. Вот какой ты себе эту дальнейшую жизнь представляешь?

Тихую и счастливую. Хотя, ладно, в тихую мне уже не особенно верится, но со счастливой надо бы не подкачать.

— Я планировал пойти на службу, государь, — сообщил я. — И дослужиться до прокурора у себя на малой Родине.

— Планировал, — повторил император. — Тогда слушай мое решение, Александр Мирный. За проявленный героизм перед лицом опасности, будет дарована тебе награда. Орден мужества, бумаги к которому ты никому и никогда не сможешь показать. И мое императорское дозволение единожды обратиться ко мне напрямую, если случится в жизни такая необходимость.

— Благодарю, государь, — поклонился я.

И что-то мне подсказывало, что этот звонок другу нужен не для того, чтобы мою шкуру спасти. А чтобы в случае если Иван Дмитриевич засунет по пьяной дури голову в пасть крокодилу, из животинки оперативно сделали сумку и перчатки.

Том 2 Глава 12

Кремль, император Дмитрий Алексеевич Романов

Одна из лампочек на стационарном телефоне мигнула, привлекая внимание. Дмитрий Алексеевич Романов, рассматривавший очередное прошение о выделении дополнительных инвестиций в Саратовскую область, устало потер глаза.

Было несколько административных единиц в Российской империи, которые иначе как заговоренными назвать никак было нельзя. Кого ты туда ни сажай — все равно никаких качественных прорывов в уровне жизни населения не происходит. И ладно бы, если б каждый новый глава воровал как не в себя, так нет! Ни для себя, ни для брата, ни для свата.

И наградить бы такой землицей какого-нибудь подающего надежды дворянина, так и подходящих кандидатов в наличии не имеется. А среди молодежи каждый второй — Дениска Долгоруков…

Император нажал на кнопку селектора. Секретарем в его приемной была женщина средних лет. Достаточно красивая, чтобы украшать собой приемную Его Величества, и достаточно зрелая, чтобы не отчалить в незапланированный декрет, и достаточно умная, чтобы не покупаться на сомнительные комплименты лизоблюдов.

В общем, Ольга Анатольевна подобрала своему супругу говорящую записную книжку на свой вкус, но Его Величество работой Зои Константиновны был вполне доволен.

— Государь, — проговорила секретарь, — к вам князь Долгоруков.

— Что-то я не помню, чтобы приглашал его на беседу, — недовольно процедил Дмитрий Романов.

— Все так, государь. Но он в приемной. Воет, буянит. Глаза шальные.

Дмитрий Алексеевич недовольно цокнул. Послать к чертовой матери князя, конечно, можно. Но император — он же всем подданным как отец родной. Должен таковым быть, по крайней мере. Так что придется оказать милость главе древнего рода.

— Ладно, пускай, — разрешил государь. — Пусть своими шальными глазами на меня посмотрит. И кофейку подай, будь добра.

Император двумя кликами мышки свернул все документы с рабочего стола и откинулся в кресле, ожидая Долгорукова.

— Государь, я требую справедливости! — князь не вошел — ворвался.

Мужчина выглядел неважно. Тяжелое решение изгнать наследника из рода и дальнейшая его скоропостижная гибель состарили Долгорукова сразу лет на десять.

Дмитрий Алексеевич выразительно поднял брови:

— Требуешь? От меня? Ты?

Долгоруков замер в полушаге от стола, подавившись заготовленной тирадой.

— Ты кто такой вообще, чтобы от меня что-то требовать, Виталик? — продолжил тем же тоном император.

— Государь…

— Сядь.

Долгоруков остался стоять, смотря на правителя с нескрываемой ненавистью.

— Сядь или выйди вон, — раздраженно повторил император, и князю пришлось подчиниться.

Несколько секунд Долгоруков сверлил глазами императора, прежде чем тот заговорил.

— Горе твое я понимаю, — мягко произнес Его Величество. — И соболезную твоей утрате искренне. Нет страшнее наказания для отца, чем пережить своих детей.

Князь немного расслабился, а Дмитрий Романов — прищурился:

— Но ты ведь глава рода, Виталик, — напомнил он вкрадчивым голосом. — Глава древнего, уважаемого рода. Как же так ты допустил, что вместо наследника у тебя выросла избалованная девица?

Глаза Долгорукова снова полыхнул гневом, но император не дал ему слова.