Императрица Орхидея

Отклики на арест Су Шуня приходили со всех концов страны. Я почувствовала сильное облегчение, когда поняла, что большинство губернаторов встали на мою сторону. А тем, кто сомневался, я не запрещала вести себя честно. Я дала им понять, что хотела бы встретить с их стороны абсолютную искренность, неважно, насколько их мнение о Су Шуне противоречит моему собственному. Мне хотелось, чтобы они знали, что я готова их выслушивать и принимать их рекомендации, и особенно это касалось вопроса о мере наказания Су Шуня.

Спустя короткое время Су Шуня осудили два высших чиновника, стоящие во главе министерства гражданской юстиции и первоначально входившие в лагерь Су Шуня. После этого свою поддержку мне выразили генерал Цзэнь Гофань и другие китайские министры. Я тогда назвала их «сидящими за забором», потому что, прежде чем принять решение, они долго и пассивно наблюдали за обеими сторонами конфликта. Цзэнь Гофань осудил Су Шуня за «грубое нарушение исторических обычаев». За ним выступили правители северных провинций. Они были возмущены тем, что Су Шунь оттеснил от государственных дел принца Гуна, и предложили передать власть императрице Нюгуру и мне.

Как только Су Шунь прибыл в Пекин, над ним начался судебный процесс Председательствовал принц Гун. Су Шунь и остальные члены «банды восьми» были признаны виновными в попытке развалить государство, что было по законам Цин одним из десяти тягчайших преступлений, вторым после мятежа. Су Шунь также был признан виновным в преступлениях против семьи и против общественных добродетелей. В составленном мной документе я назвала его преступления «отвратительными и непростительными», а его самого «неисправимым».

Принцу Цзэ была «дарована» веревка. Его отвели в специальную комнату, где его ждал крюк и скамейка. Там же присутствовал специальный слуга, который должен был помочь принцу Цзэ в том случае, если у него не хватит сил самому взобраться на скамейку. Именно этот слуга должен был выбить ее из-под ног принца Цзэ, когда его голова окажется в петле.

Мне было трудно давать такие распоряжения, однако я понимала, что другого выбора у меня нет.

В течение нескольких последующих дней были лишены своих рангов и должностей все остальные союзники Су Шуня, включая главного евнуха Сыма. Сым был приговорен к смерти через битье кнутами, однако тут я вмешалась и предложила двору смягчить наказание, «чтобы новая эра начиналась с милосердия».

Сыновья Су Шуня были обезглавлены, однако я пощадила его дочь, причем мне пришлось ради такого случая обойти закон. Эта была очень милая и красивая девушка, которая когда-то прислуживала мне в библиотеке. Совершенно не похожая на своего отца, она была очень доброй и сдержанной. Несмотря на то, что никакого продолжения знакомства с ней я не планировала, все же я решила, что она может остаться в живых. Все евнухи Су Шуня были забиты насмерть кнутами. Разумеется, они были всего лишь козлами отпущения, однако такая суровость необходима была для официального бюллетеня.

Что касается самого Су Шуня, то высший судебный совет рекомендовал подвергнуть его смертной казни через четвертование. Но и тут я решила, что приговор можно смягчить.

— Хотя Су Шунь достоин самого сурового наказания, — говорилось в декрете, предназначенном для всех наших подданных, — однако мы не можем без содрогания думать о такой крайней мере, как четвертование. Поэтому, ради подтверждения нашей снисходительности, мы приговариваем его к быстрой казни путем отсечения головы.

За три дня до казни Су Шуня в некоторых районах Пекина, где в основном жили его приверженцы, начался бунт. Они говорили о том, что Су Шунь был доверенным министром императора Сянь Фэна.

— Если Су Шунь действительно лишен всяких добродетелей и заслуживает столь суровой смерти, то не значит ли это, что мы должны сомневаться в мудрости Его Усопшего Величества? Или же мы должны подозревать, что последняя воля Его Усопшего Величества нарушается теперь?

Жун Лу подавил этот бунт. Я потребовала, чтобы принц Гун и Жун Лу взяли исполнение приговора над Су Шунем под свой контроль. Я просила их соблюдать крайнюю осторожность, потому что в прошлом уже бывали случаи, когда члены маньчжурских знаменосных родов спасали приговоренных к смерти и использовали этот инцидент в качестве предлога для начала восстания.

Но принц Гун не стал обращать внимания на мои предупреждения. В его глазах Су Шунь был уже мертв. Уверенный в полной поддержке населения, он даже предложил перенести место казни с овощного рынка на крупнейший скотный рынок, пространство которого могло вместить десятитысячную толпу.

Чувствуя некоторое беспокойство по поводу этих планов, я решила проверить палача. Для этого я послала Ань Дэхая и Ли Ляньина разведать обстановку, и они вернулись очень быстро с крайне неприятными новостями. Имелись неопровержимые улики, что палач был подкуплен.