Императорский всадник

— М-да, с бриттами объясниться непросто. Жители южного побережья говорят не на том диалекте, что островные племена. Я могу лишь сказать тебе, что твоя Лугунда еще с младенчества была определена друидами в жрицы заячьего культа. Насколько я понял, друиды занимаются отбором подходящих для их цели детей и воспитывают из них жрецов. Так у них заведено издавна, потому что у друидов есть множество иерархических ступеней и они вынуждены всю жизнь учиться. У нас сан жреца — это скорее почетный политический пост, а вот у бриттов друиды — это одновременно и врачи, и судьи, и даже поэты, если, конечно, допустить, что у варваров существует нечто вроде поэзии.

Я все больше и больше убеждался, что Веспасиан — отнюдь не такой невежественный солдафон, каким бы он хотел казаться. Я думаю, он попросту разыгрывал из себя неотесанного мужлана, чтобы легче было обнажить зазнайство и тщеславие других.

То, что Лугунда предназначалась друидами в жрицы, даже не приходило мне в голову, хотя я и замечал, что ее всегда тошнит от зайчатины. Кроме того, она терпеть не могла, когда я ловил зайцев силками, но я объяснял это ее варварскими привычками, поскольку знал, что многие кланы и племена бриттов почитают различных животных священными, подобно тому, как жрецы Дианы у нас Неми не могут прикоснуться к лошади или же взглянуть на нее.

Веспасиан опять заговорил с Лугундой и вдруг громко расхохотался:

— Дикарка не желает возвращаться к своим. Она хочет остаться у тебя и утверждает, будто ты ее учишь таким колдовским штукам, которыми у них никогда не владел ни один жрец. Клянусь Юпитером, она считает тебя святым, потому что ты ни разу не попытался овладеть ею!

Я с раздражением ответил, что никакой я не святой, а просто связан определенным обетом; что же касается Лугунды, то она еще совсем ребенок. Веспасиан лукаво взглянул на меня, помолчал и только затем произнес:

— Я не могу заставить ее вернуться в свой клан, но думаю, ей все же придется встретиться с оракулом Зайца.

На следующий день Веспасиан провел обычный смотр лагеря и объявил солдатам то, что накануне говорил мне. Он велел им раз и навсегда оставить бриттов в покое.

— Понятно, болваны? — орал он. — Каждый бритт отныне вам все равно что отец родной, старуха — что мать, а смазливая девка — горячо любимая сестренка. Зарубите это себе на носу, олухи вы этакие! Махайте что есть сил зелеными ветками, если увидите хоть одного бритта, одаривайте его, кормите и угощайте, как самого Бахуса. Вам, канальям, отлично известно, что по законам войны мародерство карается сожжением на костре. Так что смотрите, чтобы мне не пришлось подпалить ваши шкуры. Но учтите, раззявы, не будет вам от меня пощады, если бриттам удастся спереть у вас хоть одну клячу, хоть один меч! И не забывайте, что бритты — варвары. Старательно изучайте их обычаи. Обучите местных римским богохульствам и игре в кости и подружите их с Бахусом — пускай это будет их первым шагом на пути к подлинной образованности. Если бритт ударит вас по одной щеке, можете тут же подставить другую, ибо, клянусь честью, я позволю себе утверждать, что у нас дома недавно появилась новомодная и, по-моему, опасная привычка, требующая, чтобы вы поступали именно так, а не иначе. Но старайтесь все-таки пореже подставлять свои продувные рожи под их кулаки и разрешайте ваши споры по-британски — то есть борьбой, бегом с препятствиями или игрой в мяч.

Я еще никогда не слышал, чтобы легионеры гоготали так весело, как во время этой проповеди Веспасиана. У многих слезы градом катились из глаз, а один солдат умудрился уронить свой щит в грязь. В наказание Веспасиан собственноручно взгрел его жезлом, ловко выхваченным у кого-то из центурионов, и вызвал этим новый приступ веселья. Затем Веспасиан принес предписанную ритуалом жертву на алтарь легиона, причем сделал он это так торжественно и благочестиво, что никто более не осмелился смеяться над ним. Он пожертвовал много телят, баранов и кабанов, и все оживились в предвосхищении дарового жаркого и бурно радовались этим добрым предзнаменованиям.

После смотра Веспасиан распорядился, чтобы я купил у одного ветерана живого зайца, которого тот забавы ради держал в клетке. Веспасиан взял зверька в руки, и мы втроем — он, Лугунда и я — пошли глубоко в лес. Полководец решил обойтись без охраны: он был храбрым человеком, а кроме того, на нас после смотра все еще оставались доспехи.

В лесу Веспасиан протянул Лугунде зайца, держа его за уши. Та проворно засунула животное под плащ и стала оглядываться в поисках подходящего места. Без видимой причины она так долго водила нас по чаще зигзагами, что я начал подумывать о засаде бриттов. Впереди с отвратительным карканьем поднялся ворон, но, слава богам, полетел куда-то направо.