Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.

Мне самым искренним образом хотелось войны, за это говорили профессиональное чувство и психология, создавшаяся под влиянием всего того, что говорилось в стенах академии и что было прочтено в книгах и журналах.

Но и не только мне хотелось принять участие в войне, почти все офицеры ощущали то же самое. Мы ведь недаром считали, что вся наша работа на флоте в мирное время есть подготовка к войне. Война есть для нас самый ответственный экзамен.

Вместе с этим появилось жгучее желание скорее попасть на один из боевых кораблей, чтобы успеть принять участие во всех боевых операциях. Мы больше всего боялись, что война быстро кончится и из-за этого не удастся повоевать.

В тот же день один из кораблей отряда был послан в Кронштадт, чтобы отвести списываемых слушателей и учеников-матросов.

Когда корабль снялся с якоря и проходил мимо других судов, его приветствовали криками «ура». Подъем у личного состава был огромный.

Как-то особенно запомнился этот вечер. Заходящее солнце и скрывающийся на горизонте корабль, освещенный его лучами.

С этого дня все находились в большом волнении и с нетерпением ожидали дальнейших известий. Они и не замедлили прийти – радиограммой сообщалось, что война объявлена. Отряду приказывалось немедленно вернуться в Кронштадт.

Мы не вдавались в причины войны. Для нас был только важен факт ее начала. Офицеры жаждали победы и не углублялись в то, что война может принести стране и ужасные бедствия. Они видели в ней случай доказать свои знания, опыт и энергию; хотели выдержать экзамен. Война была их сферой, в которой можно было себя показать и выдвинуться. Правда, столько же шансов было и на то, что можно погибнуть, но мало кто думал об этом.

По приходе в Кронштадт отряд вошел в гавань, и на нем замерла всякая деятельность. Временно на начальника отряда возложили обязанность по организации охраны рейдов.

Подступы к Кронштадту были почти не защищены. Флот был чрезвычайно слабым, по сравнению с противником[314]. Было не исключено, что после его уничтожения противник может появиться перед укреплениями Кронштадта.

Я лично чувствовал себя прескверно. Мне хотелось немедленно перевестись на Действующий флот, и я не знал, что предпринять. На помощь пришел совершенно неожиданно «его величество случай».

На «Двину» пришел мой старый знакомый капитан 2-го ранга Н.Н. Шрейбер, который по-прежнему был заведующим отделом мин заграждений при Техническом комитете и с которым я работал в бытность минным офицером на «Амуре». Он сообщил мне, что ему приказано срочно отправить 50 мин последнего образца на эскадренный миноносец «Новик»[315]. Ввиду того, что этот тип мин еще совсем не известен на флоте, то необходимо, чтобы мины сопровождали минный офицер и минный кондуктор, знакомые с ними. Поэтом он предлагает мне отправиться на «Новик». Я был в восторге. Ведь это означало, что я сразу же попадаю в какую-то боевую операцию и оказываюсь на «Новике». Ведь он был тогда лучшим боевым кораблем и по своим данным не мог не участвовать во всех операциях. Правда, я попадал на него временно, но тут уже я собирался нажать все «кнопки», чтобы на нем остаться.

Шрейбер со мною съездил в Минную лабораторию, где заливались мины, потом поехали на склад – осмотреть чашки с якорями, и он мне дал все необходимые указания. Мы расстались в самых сердечных отношениях, и он пожелал мне удачи. С тех пор я уже больше его никогда и не видел. После революции он бежал в Англию, где рассчитывал устроиться где-либо в Адмиралтействе, пользуясь своей большой известностью изобретателя по минам заграждений и тралам.

Для отвоза мин был назначен заградитель «Нарова», которым командовал капитан 2-го ранга Никольский, бывший флагманский артиллерист Минной дивизии. Я его очень хорошо знал и рад был совершить с ним первый переход в боевой обстановке в эту войну.

«Нарова» должна была выйти через три дня, и это дало мне возможность наскоро съездить в Петербург, чтобы проститься с семьей.

С темнотою «Нарова» вышла в море. Крепостные минные заграждения кругом Кронштадта уже были приведены в боевое состояние, а для выхода существовал секретный фарватер. Тогда все считали, что неприятель немедленно предпримет какие-либо операции в Финском заливе и поэтому даже на переходе из Кронштадта в Гельсингфорс можно ожидать встречи с ним. Особенно в это верили благодаря опыту Японской войны, хотя обстановка была совсем другой.

В общем, наш уход был обставлен известной тайной. Всю ночь на заградителе все были начеку и не разрешалось спать раздеваясь. В заливе маяки были потушены, и это напоминало, что идет война.

На следующий день «Нарова» без всяких осложнений пришла в Гельсингфорс. «Новика» там еще не было и, в ожидании его мины были перегружены на один из транспортов, а мне было приказано поселиться на пароходе, на котором держал свой брейд-вымпел начальник Охраны рейдов, капитан 1-го ранга Рыбалтовский[316].

Скоро пришел и «Новик», и я со своим боевым грузом погрузился на него[317].