Император Всероссийский

Возвращаясь по вестям о стрелецком бунте из-за границы, Петр в Галиции, близ местечка Равы, встретился с новым королем польским Августом II, и между прочими разговорами была речь у них о взаимной помощи: «Король Август говорил, что много поляков противных имеет, и примолвил, что ежели над ним что учинят, то не оставь меня. Против чего Петр ответствовал, что он готов то чинить, но не чает от поляков тому быть, ибо у них таких примеров не было; но просил его, дабы от своей стороны помог отмстить обиду, которую учинил ему рижский губернатор Дальберг в Риге, что едва живот спасся; что король обещал». Но понятно, что от этого летучего разговора до союза было еще очень далеко: «И так друг другу обязались крепкими словами о дружбе, без письменного обязательства и разъехались».

Петр во время трехдневного пребывания в Раве был вполне очарован Августом, как часто молодой, не воспитанный для света человек бывает очарован светскими приемами франта, хотя бы этот франт в умственном и нравственном отношении был бесконечно ниже дикого юноши. Петр любил повеселиться, Август умел повеселить – и тесная дружба была заключена между двумя соседями, дружба, продолжавшаяся до тех пор, пока Петр, сильно выросший в беде, разошелся слишком далеко с Августом, сильно понизившимся в беде. По возвращении в Москву Петр щеголял в кафтане и шпаге Августа, не находил слов для восхваления своего несравненного друга. Но сколько понравился ему король, столько же не понравилось безнарядное и бедное королевство Польское. Вскоре после возвращения, на пиру у Лефорта, Петр говорил: «Я было потолстел в Вене от жирной пищи, но нищая Польша сняла опять весь жир». Польский посланник заступился за отчизну. «Удивляюсь, – сказал он, – от чего это так случилось с вашим величеством: я родился и воспитан в Польше, однако отжирел». – «Ты отжирел не в Польше, а здесь в Москве», – отвечал царь.

Какие бы мысли ни занимали Петра о новом союзе, о новой войне, прежде всего нужно было кончить старую войну как можно повыгоднее. Русским уполномоченным на конгресс, имевший окончить турецкую войну, был назначен думный дьяк, теперь уже называвшийся думным советником, Прокофий Возницын. Уполномоченный должен был объявить первую меру – уступку Керчи, потом, если турки не согласятся, ограничиться общепринятым основанием, уступкою того, что уже находилось в руках. Конгресс открылся в Карловиче в октябре 1698 года. Турки всего больше были напуганы немцами, победами императорских генералов и потому желали как можно скорее заключить мир с императором; посредники – послы английский и голландский желали того же самого, потому что императорское войско нужно было им против Франции в предстоящей войне за испанское наследство: поэтому неудивительно, что турецкие уполномоченные скорее всего пришли к соглашению с австрийскими. Возницын думал помешать этому, внушая драгоману Порты, Александру Маврокордато, что Турции стоит только повременить миром до начала неминуемой войны за испанское наследство, и тогда можно будет с успехом бороться с отвлеченною на запад Австриею.

«Золотой всадник» – конная статуя курфюрста Саксонии и Польши Августа Сильного. Дрезден

Хитрость была слишком простовата: странно было, что русский уполномоченный хлопочет в интересах Турции; западная война могла задержаться вследствие продления войны турецкой, Турции было невмочь противиться, и она спешила воспользоваться предстоящею западною войною для прекращения тяжкой своей войны. В Константинополе боялись оружия императорского, но в то же время очень боялись связи, которая существовала между русским царем и единоверными ему подданными Порты; на эту связь прямо указывала мирная партия в Константинополе как на побуждение к скорейшему заключению мира. Действительно, шли сношения между Валахиею и Москвою при посредстве гетмана Мазепы. Поставленный между двумя огнями, между требованием турок и не менее ненавистных немцев-католиков, господарь искал спасения у православного царя, просил о принятии в подданство и присылке войска в Бессарабию: «Со слезами молим спасти нас от папистов и иезуитов, которые беснуются на православных больше, чем на турок и жидов. Война мирская может когда-нибудь кончиться, а война иезуитская никогда».

Маврокордато, обыкновенно клявшийся русским послам, что по единоверию радеет великому государю, брал подарки от Возницына и не препятствовал заключению мира между Турциею и Австриею; посредники взяли у Возницына по шубе и также не препятствовали заключению этого мира. Удовлетворивши императора, турецкие уполномоченные хотели вознаградить себя на счет остальных противников и не думали уступать их требованиям.