Император всея Московии

- Служить Руси на любом месте почётно, что предки твои не раз доказали! Не было такого никогда, чтобы Романовы воле царей русских перечили и вред непокорством причиняли. Ты ли первым стать желаешь? Ставлю я тебя, боярин, туда потому, что нет у меня ни на кого такой надежды, как на тебя: не ровён час изменники на нас ударят, так иноземцы могут и не устоять. Мало им веры, сам знаешь. А тут как раз ты со своими людьми и станешь стеной! Сам посуди: кому, кроме тебя, я такое доверить могу?..

...Вот так, практически случайно, мне в этой моей новой жизни повстречался Иван Никитич Романов-Юрьев, по прозвищу 'Каша', пронырливый, но при этом лично смелый вельможа, а по совместительству - действительно, младший брат ростовского митрополита Филарета, в миру Фёдора Романова, чьи потомки в моей истории правили Россией три века. Нельзя сказать, что Каша вызывал какую-то симпатию, как человек: да и мне, воспитанному в семье крестьянина-большевика с Гражданской войны, откровенно говоря, вообще все здешние бояре, окольничьи, стольники и просто дворяне были интуитивно неприятны. Конечно, можно сказать, что 'не они плохие, а жизнь такая', а сами они люди почтенные, богобоязненные, хорошие и чадолюбивые, но факт остаётся фактом: они были самыми натуральными эксплуататорами, сидящими на шее своих мужиков. А 'хороший человек' - это ещё не критерий: Гитлер вон тоже детей любил и овчарок... Своих, немецких. А наших детей по его приказу 'юнкерсы' крошили бомбами и пулемётами...

Нам с Кашей судьба улыбнулась одновременно, когда в тот раз у романовской усадьбы на Варварке он, следуя своим потаённым мыслям, открыто встал на сторону ставшего жертвой заговора государя, в чьём молодом теле оказался мой разум довольно пожившего и много повидавшего - да, скажем прямо: старика. Притом сделал он это первым и на тот момент единственным из бояр - членов Правительствующего Сената, как мой 'реципиент' на западный манер переименовал боярскую Думу. Остальные, хотя и не перебежали открыто на сторону Шуйских, массово поприкидывались ветошью. Позже почти все они объясняли своё 'пребывание в нетях' хворями своими или членов семейств. Прямо-таки эпидемия по боярству прошла, хорошо хоть не смертельная. На самом же деле они прекрасно знали, что я понимаю, отчего господа сенаторы сидели серыми мышками под веником: проявляя нейтралитет, они ожидали, кто одержит верх в противостоянии. Господа сенаторы вполне разумно решили, что кто бы ни победил, им лично ничего сверхординарного не грозит, по крайней мере на первых порах: что новому, что прежнему царю рулить страной без поддержки высшего законодательного органа будет проблематично. Вот только этим хитрованам было невдомёк, что мне-то прекрасно известно, к каким бедам приводит государства самоуправство бояр, магнатов, олигархов - как ни зови эту воронью породу, а если не висит над их головой ослоп Ивана Грозного или дубинка Петра, если не перехватывает их дыхание дым от сталинской трубки - пальцем о палец не ударят они для пользы страны и народа, а будут только судорожно рвать на части и поглощать не ими созданное национальное богатство.

Так что как только беспорядки в столице удалось подавить и жизнь вновь вошла в мирную колею, я, помозговав, назначил Ивана Романова-Юрьева верховным сенатором, говоря современным языком - премьер-министром. Косноязычный, но честолюбивый боярин был крайне доволен новым постом и служил не за страх, а за совесть. А поскольку был Каша и умён, и хитёр, то ухитрялся интриговать среди бояр и иных государевых чинов с редкой эффективностью. Ну, на то и щука, как говорится, в реке... Пока эти хитрозадые ведут подковёрную борьбу друг с дружкой, мои руки развязаны для работы.

Дьяка же Нелидова-Отрепьева определил я себе в секретари, взвалив на него, кроме приведения в принятый здесь канцелярский вид моих указов, ещё и обязанность, так сказать, 'главного обсуждателя' царских идей. Всё-таки от моего 'реципиента' сохранилось множество прежних навыков - начиная от умения говорить в соответствующем эпохе стиле, читать и писать на нескольких языках и заканчивая достаточно глубокими познаниями в военном деле семнадцатого столетия и навыками верховой езды, сабельной рубки и пальбы из пистоля и 'нарядной пищали', как здесь называют пушку (а 'пушка' тут - это, скорее, гаубица по характеристикам: я-то, как бывший артиллерист-миномётчик, теорию стрельбы ещё не позабыл). Но вот многого из известных всем здесь бытовых моментов я так и не узнал: то ли Димитрий, как долго живший за кордоном сам их не ведал, то ли просто какие-то нейроны в мозгу моего нового тела закоротило и воспоминания шли далеко не в полном объёме.