Император всея Московии

Ну, на колени не плюхается - и то хорошо. А то непривычно мне это. И, честно сказать, неприятно. Не барское у меня воспитание, а самое, что ни на есть, крестьянско-пролетарское. 'Сосед' мой по телу что-то вовсе прижух, только помогает понимать речь окружающих и самому отвечать на понятном им языке. Да ещё и движения, осанка у тела моего остались прежними, гордыми и, я бы даже сказал, величавыми. То-то я смотрю - при взгляде в мою сторону стрельцы постоянно норовят подтянуться, браво выпятить грудь и принять бодрый вид.

- Что вы с братом верность мне, Государю, проявляете, это похвально. И что чести хотите, а не денег - тоже верно. Запомни, Елпидифор Мокрый: за Богом молитва, а за царём служба - никогда не пропадают! Нынче боярин Василий Шуйский с родичами своими сам решил царём стать. На меня напал, убить хотел, слуг моих верных многих порешил.

- Да как же так, Государь! Как он вор, насмелился! - Возмущенно закричали оба перевозчика, побросав канат. - Статочное ли дело! Что ж делать, царь-батюшка?! Вели - живот за тебя положим!

- А вот что: как свезёте нас за реку, возвращайтесь назад. Кого на берегу встретите - каждому о злодействе Шуйского поведайте. А те пусть другим передадут. Чтобы вся Москва, вся Русь об измене знали. И пусть все ведают: не убили меня, по Божьей воле спасся. И в скором времени вернусь в Кремль, карать предателей. Кто же иное скажет - тот лжец, а то и лазутчик изменников. Того приказываю хватать и под замок сажать. А если на перевоз ваш выйдут какие-нибудь иные мои люди: стрельцы ли, или дворяне, или ещё какие воины - по слову моему везите вслед за мной. Пусть ищут меня на Замоскворечье, в Стрелецкой слободе.

- Слушаем, Великий Государь! Всё свершим, яко велено!

- А за это всё получите специальный знак отличия, за верность в трудный час. С тем знаком и вы, и дети, и внуки ваши навечно освобождены будете от всех пошлин и поборов, которые есть на Руси на сей день. А теперь - за работу! Надо спешить!

ГЛАВА 3

Нет, ну это же надо: не понос, так золотуха! Только-только сумели выбраться из кремлёвской западни и, форсировав Москву-реку, углубиться в путаницу предместья, как напоролись на противника. Вернее сказать, он напоролся на нас: двое детин откровенно каторжного вида верхом на ухоженных конях в богатой сбруе, с постёганными цветными попонами. Представьте себе расхристанного бомжа с синими от 'партаков' пальцами за рулём, допустим, новенького 'крайслера' последней модели. Представили? Так эти рожи были поотвратней любого нашего урки, а если подумать - то, пожалуй, и большинству депутатов Верховной Зрады до них было не дотянуть. Так что ни малейшего сомнения, что коняшки краденые или, что скорее, отняты у прежних владельцев силой, не имелось.

Увидев стрельцов, двигающихся между кривыми заборами строем подобно букве 'П', 'под перекладиной' которой 'для пущего бережения' находилось 'моё царское величество', один из угонщиков средневековых транспортных средств осадил коня с такой силой, что благородное животное вздыбилось, на миг заслонив собою ездока и, резко развернувшись, рванул назад. Второй же всадник, видимо, решив, что за счёт скорости разбега сумеет миновать заслон раньше, чем мы прочухаемся, заверещал дурным голосом как пилорама о стальной костыль и, со всей дури ударив коня пятками, помчал на нас, стараясь проскочить в зазор между крайними стрельцами и свежевозведённым, не успевшим ещё потемнеть, тыном.

Отряд, однако, шёл в боевом порядке, стрельцы первой линии несли пищали с тлеющими фитилями в положении 'на руку', передав длинные бердыши задним, которым пришлось выполнять задачу 'вторых номеров'. Палить в смельчака никто не стал, да стрельцы и не успели бы изготовиться, укрепив стволы на опору. Но вот на удары ружьями и тычки в конскую морду фитилями мужики не поскупились, так что незаслуженно пострадавший скакун принялся так резко уворачиваться от пугающего огня и тумаков, что спустя минуту 'урка', явно не бывший прирождённым кавалеристом, не сумел удержаться в седле и грохнулся с коня. На удачу, ему удалось не угодить под удар копытом, но в остальном не подфартило. Сразу трое моих ребят набросились на упавшего и скрутили его, разумеется, от души намяв бока. Ещё один, повиснув на узде, словно персонаж Клодта, сумел смирить испуганную лошадь.

Схваченного подтащили, швырнув, словно мешок шерсти, прямо к моим ногам.

- Ты кто, холоп, и как ты дерзнул напасть на Государя?! - Евстафий Зернин, наклонившись, вздёрнул его за волосья так, что стало видно перекошенное лицо с всклокоченной чёрной бородой. Выскочит такой неожиданно в тёмном переулке на иного - тому и заикой стать недолго. Что этот тип пил перед нашей встречей, понять было невозможно, но такого перегара не бывало даже у завзятых алкашей, с лёгкостью употреблявших и лосьон, и политуру в смеси с перегнанным 'лаком Гунтера' в годы горбачёвских гонений на алкоголь.