Низа наклонилась поближе к Руизу, когда он отламывал сухие ветки с маленького поваленного дерева. Он вдохнул чистый запах ее волос. Он улыбнулся и глубоко вздохнул. Она повернулась и посмотрела на него сквозь темную завесу своих волос.
- Я тебя чем-нибудь рассердила? - спросила она.
Голос ее звучал почти враждебно.
- Нет, разумеется, нет, - ответил он. - А я тебя чем-то рассердил?
Она улыбнулась его серьезному тону, и лицо ее стало веселее.
- Нет, на самом деле нет. Но ты стал совсем другим с тех пор, как мы захватили лодку.
- Должно быть, так, - Руиз положил деревце на два камня и сапогами расколол его ствол на несколько кусков, которые удобно было бы сунуть в костер.
- Это потому, что я занимаюсь сейчас своим привычным делом, а не жду возможности действовать. Хотя... ждать с тобой вместе было слаще любого ожидания, которое мне когда-либо доводилось пережить.
Улыбка ее стала теплее, глаза засияли долго сдерживаемыми слезами.
- Я так счастлива это слышать, Руиз Ав. Хотя, может быть, я унижаю себя, когда так говорю. Нет... Это неправильно. Я принцесса, но я уверена, что в своем краю ты тоже принц.
Он похлопал ее по руке.
- Я вырос рабом.
Глаза ее расширились.
- Тогда принцы в твоем краю воистину должны быть велики и могущественны.
Он рассмеялся.
- Я знаю нескольких особенно могущественных. В пангалактических мирах люди любого ранга, даже рабы, могут сделаться царями и королевами, если они так захотят, и если они смогут перегнать, перебороть и перехитрить всех прочих желающих быть правителями. А претендентов много, очень много.
- Твои сильные мира сего не очень отличаются от наших.
Казалось, она немного тоскует по родине и чуть разочарована, что вселенная не оказалась более справедливым и счастливым местом. Она выпрямилась, прижав к груди охапку хвороста, которую она собрала.
- Ладно, пусть так. Ты мне сказал, что сейчас занимаешься той работой, которую привык делать. Что же это за работа?
Руиз пожал плечами.
- Она весьма проста: задача ее - остаться в живых. Я надеюсь преуспеть еще несколько дней, чего вполне достаточно, чтобы нам убраться с Суука.
Она с любопытством на него посмотрела, наклонив набок хорошенькую головку, словно оценивала его.
- Моя уверенность в твоем умении и будущем растет день ото дня. Мы с тобой сегодня разделим палатку?
- Если хочешь, - он почувствовал приятное незнакомое доселе тепло.
- Да, именно этого я и хочу, - сказала она и шутливо толкнула его округлым бедром.
Позже, когда маленький костерок бросал оранжевые отблески на нависающий козырек крыши пещеры, пятеро поели в полном молчании. Глядя на широкое лицо Дольмаэро, Руиз увидел, что Старшина Гильдии придумал новые вопросы.
- Что? - спросил Руиз.
- Ты не обидишься? - Дольмаэро поднял на Руиза настороженные глаза.
- Нет, говори свободно.
Иногда Руиза очень печалило, что он наводил ужас на всех, с кем сталкивался. Разумеется, Дольмаэро видел, как Руиз совершал на его глазах насилие и убийства - поэтому он вряд ли мог упрекнуть Дольмаэро в излишней осторожности с ним.
Дольмаэро вздохнул и потупился.
- Значит, я могу довериться твоей сдержанности.
Старшина Гильдии долго смотрел в огонь.
- Я бы хотел, чтобы ты рассказал мне правду о себе и о Фараоне. Кто ты на самом деле? И кто такие мы? И какое тебе дело было до нас?
Руиз не был готов к таким прямым вопросам. Его первым порывом, который родился из-за целой жизни, проведенной в камуфляже и неправде, было сказать максимально убедительную ложь - он говорил себе, что все еще должен лгать, чтобы защитить свои тайны или рисковать тем, что спровоцирует свою смертную сеть. Усилия Накера, незаконного уловителя умов, и то, как сеть почти стянулась после его неудачного бегства из рабских казарм Кореаны, несколько ослабили крепления сети... но если Кореана снова поймает его после всего, что было, и он окажется беспомощным в ее руках, сеть непременно сработает, и он умрет. Если бы генчи взяли его и стали пытаться что-нибудь сделать с его мозгом, он тоже непременно бы умер. Если какой-либо иной враг Лиги возьмет его в плен и он окажется беспомощным, он умрет, потому что сработает сеть.
Ему пришло в голову, что, если он скажет фараонцам правду, риск будет невелик, в сравнении с этими остальными возможностями. В конце концов, если кто из них и вернется на Фараон, то только после того, как память у него будет окончательно стерта.
Он вдруг почувствовал страшную усталость от обмана. Осторожность испарилась.
- Вы уверены, что вам хочется знать все эти вещи?
Дольмаэро веско кивнул. У Мольнеха был его обычный вид ясноглазого, дружелюбного любопытства. Фломель презрительно вздернул верхнюю губу и притворился, что он ко всему равнодушен.
- Пожалуйста, скажи нам, Руиз Ав, - попросила Низа.
Так он и сделал.