— Только попробуй! — Раф надменно откинул голову назад и на всякий случай отступил. — И не называй меня малышом!
— А вот и попробую! — Похоже, Женька уже собиралась привести угрозу в исполнение.
Поль ее остановил:
— Будь с этим молодым человеком поосторожнее — он известный провокатор. Увидимся за обедом.
Он поцеловал Женьку в щеку и вышел в коридор. Раф поджидал его.
— Она хорошенькая, куда красивее, чем все другие твои герлы, — заявил Раф. — А как она в постели? Ничего?
— По-моему, тебе рано вести такие разговоры.
— Мне двадцать три года. Или ты забыл? А сколько этой герле лет?
— Семнадцать, кажется, — Поль только теперь сообразил, что не знает, сколько ей лет.
— Мама будет в экстазе.
— Ну что ж, повидаемся с герцогиней, — пробормотал Поль.
— Ты можешь сказать, что привез девчонку для меня.
— Раф!
— А почему нет? Как ее зовут?
— Евгения. Женя.
— Женя? Мне нравится имя. Ты пользуешься правом первой ночи — я знаю! Но мою Женю ты не получишь.
— Раф!
Мальчишка повернулся и кинулся бежать по коридору.
«Женя! Женя!» — заметалось стиснутое камнем эхо.
Герцог отвел рену и полковнику самую большую спальню — здесь разместились не только две кровати, но и сундуки, и стол, и даже умывальник в уголке за занавеской. Было и окошко, оно выходило, правда, не наружу, а в большую пещеру, где днем и ночью горел свет. Под окошком и на стене висели упаковки термопатронов, так что в комнате было тепло и уютно.
Полковник, однако, морщился, оглядывая это новое жилище.
— Что случилось, полковник? — спросил рен. — Вам здесь не нравится?
— Мне все не нравится! — отозвался Скотт. — И прежде всего — амбиции герцога.
— А по-моему, все идет отлично. Они доставили через врата детали «Немезиды», которые захватили на старой базе, оставив охране муляжи. Теперь его люди собирают корпус в мастерских. Похоже, у него тут неплохой сборочный цех. Надо полагать, с помощью «Немы» он собирается уничтожить Валгаллу.
— Но как это можно сделать?
— Потом объясню! Тихо! — шикнул рен, видя, что дверь в их спальню открывает Женька. — При ней ни слова.
Девчонка заглянула перед обедом к старикам, чтобы разложить их вещи и навести порядок.
— Деда, как тебе здесь? Улетно, правда? — спрашивали Женька, встряхивая пуховую перину.
— Средневековье, — буркнул полковник.
— А как тебе герцог? Ты ему френдишь? — не унималась она. Мрачный вид полковника заставлял ее еще больше восторгаться. Глаза у нее так и горели.
— Вижу, что он тебе нравится, — заметил рен, однако без всякой иронии, с улыбкой.
— А ты что, его не лавлишь? — запальчиво выкрикнула Женька.
— Он — опасный человек.
— Ну да, он — дикарь. К тому же женатый.
— Я не о том. — Рен помолчал. — Он боится мира на той стороне, потому что слишком много времени провел здесь. Думаю, Поль хотел бы вернуться к той, прежней жизни, в отличие от Бурлакова. Но с каждым годом страх перед покинутым миром в нем только рос. Он боялся, что не сможет приспособиться, что будет там никем, тогда как здесь он — царь и почти бог. Так что при всей его кажущейся силе внутри него сидит слабый и испуганный мальчишка.
— Ну и что? — с вызовом отвечала Женька. — От этого я лавлю его еще больше. Говорят, в Диком мире распространено многоженство. Почему бы мне не сделаться его второй женой?
ИНТЕРМЕДИЯ
ОТЦЫ-ОСНОВАТЕЛИ
Герцог два года не появлялся в крепости. Нет, он не ссорился с Бурлаковым, хотя им случалось поговорить всерьез и о многом. Не препирались, не упрекали. Просто не встречались. Но пришло письмо, вернее, записка — Раф прискакал на пони и доставил.
«Приезжай в замок. Я жду. Срочно. Герцог».
Значит, решение принято. Решение все изменить. Они часто говорили об этом лет пять или шесть назад: «Надо все менять! — повторял как заклинание Поль Ланьер. — Или мы погибнем».
Менять? Но Бурлаков ничего не хотел менять. Ему нравилась та жизнь, которую он вел. Крепость и люди, которые приходили каждый год осенью, а весной уходили, В этом было что-то от прежней его профессии, от учительствования. Встречать, брать под крыло, напутствовать, объяснять, что и как, а потом отпускать в Большой мир. А самому всегда оставаться в стенах школы-крепости с теми немногими, кто готов был с ним разделить нелегкий и скудный хлеб. Он собирался так продолжать, ничего не меняя, до самой смерти, обретая и провожая учеников, упиваясь каждой новой встречей, окрыляясь надеждой, пытаясь в каждом рассмотреть, на что тот способен и зачем прошел врата. И понимать, что никогда не доведется узнать — ошибался он или был прав, и что же вышло из каждого спасенного после ухода из крепости и возвращения в Вечный мир.
«Ты слишком доверяешь этим людям, — остерегал старшего товарища Ланьер. — Наступит день, и среди спасенных твоих появится Иуда».
«Я сумею его распознать», — улыбался в ответ Бурлаков.
«Не имеет значения. Он все равно предаст».