Император последнего дня

Миша еще раз на прощание махнул нам рукой, развернулся в противоположную сторону и очень быстро скрылся из виду. Наступил момент, которого я ждал весь вечер, – мы остались с Любовью наедине. Мы можем болтать о чем угодно, ведь на свете столько разных тем на любой вкус! Столько разных тем, а мне не приходит в голову ни одна из них. Любовь тоже идет молча, и вот уже видна ее многоэтажка.

– Знаешь, я не умею принимать перемены, – невпопад ляпаю я, только лишь бы не молчать.

– Как?..– рассеянно переспрашивает она.

– Не знаю, как правильно принимать перемены. До последнего момента пытаюсь убедить себя, что так всегда и было, а когда опомнюсь, понимаю, что что-то уже безвозвратно потеряно, а что-то новое уже вторглось в обычный поток вещей.

– Что-то новое? – задумчиво прикусила нижнюю губу Любовь. – Что, например?

– Небо.

– Небо?

– Небо… Это сложно объяснить, но я больше никогда не увижу по-настоящему черное ночное или грозовое небо. Осознание этого пришло ко мне только что, а я даже не могу вспомнить, как же оно выглядело. Я даже не уверен, что видел его когда-нибудь по-настоящему.

– Небо? – поднимает голову и с секунду смотрит вверх. – Зачем тебе черное грозовое небо? Оно не вызывает ничего, кроме беспричинной тревоги.

– Да не в этом дело. – Немного обидно, что она меня не понимает. – Небо я взял для примера, я просто пытаюсь сказать, что когда что-то меняется в моей жизни, я не обращаю на это внимания, пока не становится слишком поздно удержать то, что было раньше. Порой я начинаю о чем-то жалеть, когда уже слишком поздно.

– Жалеть? Зачем тебе жалеть о том, что случилось? Может, лучше наслаждаться каждым новым мгновением?

Мы дошли и теперь стоим на том же самом месте, где я первый раз поцеловал ее. Я смотрю в ее глаза, она терпеливо дожидается моего ответа.

– Наверное, ты права, – отвечаю я почему-то шепотом, словно не могу иначе. – Наверное, если наслаждаться каждым новым мгновением, выпивая его без остатка, то и жалеть будет не о чем. Ведь я жалею об упущенных возможностях, о том, что было рядом, но я так и не решился это попробовать…

Я стою с ней совсем рядом, нас разделяет расстояние в одну ладонь, не больше.

– Знаешь, а мне больше нравится летнее небо с барашками-облаками, – шепчет Любовь, и я ощущаю тепло ее дыхания.

Только я хочу поцеловать ее, как вдруг она вздрагивает, словно пробуждаясь ото сна. Секунду непонимающе смотрит на меня, но тут же успокаивается.

– Мы живем вместе с подругой, – говорит она мне. – Каждая в своей комнате. Подруга неделю назад уехала в поисках счастья. Зачем тебе идти ночью домой? Если хочешь, можешь остаться.

Я лишь киваю, и мы идем с ней в ее квартиру.

258 – код подъезда. Четыре лестничных пролета. Позвякивание связки ключей с непонятной пушистой мордашкой на брелоке. Щелчок выключателя в прихожей…

Она проводит меня в комнату, достает комплект свежего постельного белья, готовит для меня спальное место, говорит мне «спокойной ночи» и – уходит.

Мне совсем не спится, я утопаю в фиолетовом свете, заполонившем комнату. Рука тянется к телефону… «А что если я приду тебя насиловать?» – гласит текст отправленного мною сообщения. «Попробуй!» – почти мгновенно получаю ответ, чему-то улыбаюсь и сквозь фиолет ловко пробираюсь к ее комнате.

Аккуратно приоткрываю дверь, прохожу внутрь и чувствую, как что-то тяжелое резко опускается на мою голову…

* * *

(Сны Ника)

Они пытаются увеличить зону поражения, чтобы осколки накрывали нас сверху; они срывают чеку, в уме считают до двух и подбрасывают гранату в воздух: так осколки чаще достигают своей цели – кто-то в окопе падает, чтобы уже никогда не подняться…

Из-за чего и против кого мы воюем, я не могу вспомнить. Я не могу вспомнить, как я здесь оказался. У меня нет воспоминаний, есть только страх навсегда здесь остаться.

Осколки смертоносным градом впиваются в почву совсем рядом, а в мое лицо, покалывая, впиваются брызги сухой земли. Передо мной замертво падает мой друг и боевой товарищ, лицо которого я никак не могу рассмотреть. Но скорби нет, над всеми чувствами преобладает страх. Что-то взрывается над моей головой, и строгая геометрия окопа теряет весь свой первозданный вид…