Император последнего дня

Меня захватила атмосфера вечного празднества – ни праздника, ни гулянья – а именно празднества, когда все ходят, стараясь не утратить торжественный вид, и обращаются друг к другу, стараясь не потерять официальный тон. Я перехватил у официанта бокал шампанского, залпом его выпил, отмечая свою небольшую победу, когда мое внимание привлекли люди, столпившиеся у стены в противоположной стороне зала. Любопытство взяло верх, и я направился к ним.

Как оказалось, в этот раз посетителей решили развлечь выставкой картин. Неужели это была затея Станислава Валентиновича? Я поймал очередной бокал и стал лениво прогуливаться среди экспонатов галереи. В изобразительном искусстве, как и во многом другом, я не разбирался, поэтому я больше рассматривал физиономии посетителей, которые изображали экспертов в этой области.

– Ну! Долго ты еще молчать будешь?

У одной из картин стояли знакомый долговязый парень и старичок с белой тростью в руках. Старичка звали то ли Сергей Никитович, то ли Никита Сергеевич, имя долговязого я не помнил, как и то, чтобы мне его вообще когда-то представляли.

– Рассказывай давай!

Старичок ударил поводыря по ноге тростью, и тот заговорил:

– На картине изображен морской пейзаж: широкое ущелье между скалами, вода зеленоватого оттенка, полный штиль, только у самого подножья скал, по тому, как вода омывает камни, можно понять, что здесь сильное течение. Небо алое от зарева, солнце заходит…

– Почему заходит, а не встает? – перебил старичок.

– Это понятно по мху, который изображен на камнях.

– А где лодка? Должна быть маленькая, уплывающая за горизонт лодка. Лодка, с единственным гребцом в ней.

– Лодки нет.

Старичок разочарованно отвернулся от картины и пошел вперед, махая перед собой тростью и задевая посетителей импровизированной галереи. Долговязый поспешил за ним, стараясь подхватить под руку.

Я подошел рассмотреть описанную картину – в широком ущелье между скал, по зеленоватой морской воде за горизонт уплывала маленькая лодка…

Толпа загудела, и я обернулся – наталкиваясь на людей, целеустремленно и агрессивно ко мне двигался Станислав Валентинович. Вот он подошел уже совсем близко… Последнее, что я успел почувствовать перед тем, как потерять сознание, – это резкая боль в челюсти.

* * *

Моя голова гудит, челюсть отдается сильнейшей болью при попытке как разомкнуть ее, так и сомкнуть, руки заломлены за спину. Я вновь звезда вечера – весь зал смотрит на то, как Вадим проводит меня через зал, чтобы вышвырнуть вон.

На улице жуткий мороз, но я его почти не ощущаю из-за боли и обиды. Подхожу к машине и тут же начинаю громко смеяться, но сразу же стараюсь заставить себя успокоиться – смех отдается болью. Причиной, которая вызвала у меня смех, стала моя очередная оплошность – ключи от автомобиля остались в кармане выброшенного плаща. Мне ничего не остается, как вновь обходить школу по периметру.

Уже в машине, надев разорванный плащ, согреваюсь от включенной печки и смотрюсь в зеркало – левая часть скулы опухшая и красная – надо купить льда, иначе будет здоровенный синяк. Топлю педаль в пол и еду в ближайший маркет за льдом и виски.

* * *

(Книга Империи)

«И было это в те дни, когда к Императору Цы на поклон шли целые народы. И встречал их всех Император. И принимал он дары их. И покорно соглашался он стать во главе их и править ими. И шли народы пять дней. А на шестой день устал Император – приказал он тогда закрыть на два дня ворота. И спал он первый день. А на второй решил он проведать наложниц своих, только обретенных. И был обличен Император в красную мантию. И шел он среди стройных рядов, и не мог налюбовать глаза свои, и не мог он выбрать – ведь все девушки были свежи и прекрасны. И остановился он у рабыни юной – алы были губы ее, упруги груди, пышны бедра. Обличена она была в дивный халат из синего шелка, и понял тогда Император Цы, что это знак. И выбрал он ее, и спросил у нее:

– Скажи мне, каково твое предназначенье?

И отвечала рабыня Императору:

– Быть завоеванной тобой и служить тебе до конца дней своих, не думая о себе, а лишь о тебе одном.