Император Павел I

— Да, Ваше Высочество, и не только юношей. По российской грамматике господина Ломоносова везде обучаются русские люди и воздают ему хвалу. По этой книге и вы, государь, родной свой язык познаете.

8 апреля состоялись похороны. День выдался теплый, солнечный; под непрестанный звон колоколов масса народа провожала в последний путь великого сына земли русской. Похоронная процессия медленно двигалась по Невскому к Лавре. За гробом шли сенаторы, вельможи, академики, духовенство, кадеты Сухопутного и Пажеского корпусов, люди всякого звания. Не было только никого от царской фамилии.

Прямо с похорон Порошин появился во дворце. Он занял свое место за обеденным столом рядом с великим князем.

— Ну как, похоронили Ломоносова? — спросил он учителя неприязненным тоном, и Порошин понял, что разговор о Ломоносове уже был и говорили о нем дурно. Павел был очень восприимчив к отрицательным оценкам и мгновенно выдавал их за свои.

— Не я один хоронил, Ваше Высочество, — спокойно ответил Порошин. — Многие тысячи русских людей прах Ломоносова провожали и о смерти сего ученого и доброго человека жалели.

— Что о нем жалеть? — возразил Павел, ища взглядом сочувствия у присутствующих.

— О делах Ломоносова его изобретения и открытия повествуют, — продолжал Порошин, — притом он был поэт и советчик государей, которых наставлял управлять народом разумно и мягко, как о том в одах его сказано.

Павел насупился, он понял, какую обиду нанес любимому учителю, и теперь раскаивался в своих необдуманных словах. Никита Иванович заметил смущение наследника и, чтобы отвлечь внимание, начал разговор о любимой им Швеции.

— Вот разумное государство, — сказал он, — там в королевской семье принцев и даже принцесс обучают разным наукам. Помнится, наследный принц Адольф Фридрих на одиннадцатом году экзаменовался по математике, истории и географии. Часа три он простоял, не сходя с места, отвечая на вопросы. Да не сочтено будет хвастовством и лестью, но и у нас учение государя цесаревича идет ровно, — добавил он.

— У меня великий князь хорошо учится, — заметил Порошин, — жаль только, что лениться иногда любит.

— И у меня по истории хорошо успевает, — заметил Остервальд.

После обеда Павел подбежал к Порошину и шепнул:

— Прости меня, пожалуйста, за нелепый разговор за столом.

Порошин улыбнулся и ласково потрепал мальчика по голове. Воспитывая и наставляя наследника, «Порошин принял за образец пчелу, которая из разных растений высасывает только то, что ей надобно… При этом Порошин должен был бороться с большими трудностями, часто испытывать горькую досаду», — пишет С. Соловьев.

Павел — натура страстная, впечатлительная, с сильно развитым воображением. «Его Высочество все себе может так ясно и живо представить, — указывает Порошин, — как бы то уже перед ним действительно происходило: веселится тогда, попрыгивает и откидывает по привычке руки назад беспрестанно… Всякое незнание или чрезвычайное происшествие весьма трогает Его Высочество. В таком случае живое воображение и в ночь не дает ему покоя».

Он быстро усваивает все, что говорилось другими, и его отношение к людям часто менялось в зависимости от услышанного о них мнения, особенно если оно было сказано в их отсутствие. К сожалению, эта черта характера сохранилась у него на всю жизнь. Одаренный способностью быстро схватывать, он все события вокруг себя воспринимает лишь на основе непосредственных личных впечатлений.

Нервность и какая-то торопливость, впечатлительность и сильно развитое воображение были присущи его характеру. На такую натуру можно было действовать только добром и добрым примером, как действовал Порошин, оберегавший мальчика от дурных влияний. Но что мог сделать даже он, имевший такое большое влияние на ребенка, если Павел был лишен главного — у него не было матери. Она виделась с сыном почти всегда при других, их свидания носили официальный характер.

«Светлый ум, благородное сердце Порошина могли служить поруками, что дальнейшее воспитание великого князя Павла Петровича Порошиным имело бы самые благотворные последствия». Но иначе судила о том высшая власть — зависть и «опасный дневник», в котором простодушный автор с откровенностью писал о некоторых событиях придворной жизни, сделали свое дело: Порошин был отставлен от двора великого князя.

«Невежество и зависть, против всех добрых дел искони воюющие, вооружились на меня посередь моего течения», — писал он.

«Люди с крупными умственными и нравственными достоинствами, образованные и любившие горячо свое отечество, но скромные и прямые, подобные учителю математики при великом князе Павле Порошину, как-то плохо уживались при дворе Екатерины II», — замечает В. Ключевский.

* * *

И о сих записках уверили его высочество, что они со временем будут только служить к его стыду и посрамлению.

С. Порошин