ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ I

Он крайне раздражителен и требует безусловного повиновения: «Малейшее колебание в исполнении его приказаний, малейшая неисправность по службе влекли строжайший выговор и даже наказание без всякого различия лиц». Но он же справедлив, добр, великодушен: «доброжелательный, склонный прощать обиды, готовый каяться в ошибках».

«Обнаружились многие вопиющие несправедливости, и в таковых случаях Павел был непреклонен, – пишет один из образованнейших и принципиальнейших современников Павла полковник Н. А. Саблуков. – Никакие личные или сословные соображения не могли спасти виновного от наказания, и остается только сожалеть, что его величество иногда действовал слишком стремительно и не предоставлял наказания самим законам, которые покарали бы виновного гораздо строже, чем это делал император, а между тем он не подвергался бы зачастую тем нареканиям, которые влечет за собой личная расправа».

Именной указ городничему, уличенному в клевете на офицера: «Во время утреннего развода гвардии встать на колени перед обиженным и просить прощения».

По улице идет офицер, а за ним солдат, который несет его шубу и шпагу: «Государь, миновав сего офицера, возвращается назад, подходит к помянутому солдату и спрашивает, чью несет он шубу и шпагу. „Офицера моего, – сказал солдат, – вот самого сего, который идет впереди“. – „Офицера? – сказал государь, удивившись. – Так поэтому ему стало слишком трудно носить свою шпагу и она ему, видно, наскучила. Так надень-ка ты ее на себя, а ему отдай с портупеею штык свой: оно ему будет покойнее“. Сим словом вдруг пожаловал государь солдата сего в офицеры, а офицера разжаловал в солдаты; и пример сей, сделав ужасное впечатление во всем войске, произвел великое действие: всем солдатам было сие крайне приятно, а офицеры перестали нежиться, а стали лучше помнить свой сан и уважать свое достоинство».

Историк Е. С. Шумигорский утверждает, что, «масса простого народа, в несколько месяцев получившая большее облегчение в тягостной своей доле, чем за все царствование Екатерины, и солдаты, освободившиеся от гнета произвольной командирской власти и почувствовавшие себя на государевой службе, с надеждой смотрели на будущее; их мало трогали „господския“ и „командирския“ тревоги».

Приходится лишь глубоко сожалеть, что лучшие порывы и благие начинания царя разбивались о каменную стену равнодушия и даже явного недоброжелательства его ближайших сотрудников, наружно преданных и раболепных. Многие его распоряжения перетолковывались совершенно невозможным и предательским образом. Росло скрытое недовольство против государя, который был совершенно неповинен. Подобных фактов множество. Так, губернатор Архаров отдал приказ перекрасить дома и заборы в «цвет шлагбаумов» и переменить русскую упряжь лошадей на немецкую, якобы на основании личного желания императора.

«Вы знаете, какое у меня сердце, но не знаете, что это за люди», – с горечью писал Павел Петрович в одном из писем по этому поводу.

«Об императоре Павле принято обыкновенно говорить как о человеке, чуждом всяких любезных качеств, всегда мрачном, раздражительном и суровом, – вспоминал полковник Н. А. Саблуков, близко знавший императора. – На деле же характер его вовсе был не таков. Остроумную шутку он понимал и ценил не хуже всякого другого, лишь бы только в ней не видно было недоброжелательства или злобы…

Павел, по природе человек великодушный, проницательный и умный, по взглядам своим был совершенный джентльмен, который знал, как надо обращаться с истинно порядочными людьми, хотя бы они и не принадлежали к родовой или служебной аристократии; он знал в совершенстве языки: славянский, немецкий и французский, был хорошо знаком с историей, географией и математикой.

Павел Петрович был полон жизни, остроумия и юмора, был добродетелен и ненавидел распутство; был весьма строг относительно всего, что касалось государственной экономии, стремясь облегчить тягости, лежащие на народе; в преследовании лихоимства, несправедливости, неправосудия был непреклонен; был весьма щедр при раздаче пенсий и наград. Глубоко религиозный Павел высоко ценил правду, ненавидел ложь и обман.

В основе характера этого императора лежало истинное великодушие и благородство, и, несмотря на то что он был ревнив к власти, он презирал тех, кто раболепно подчинились его воле в ущерб правде и справедливости, и, наоборот, уважал людей, которые бесстрашно противились вспышкам его гнева, чтобы защитить невинного».

А вот свидетельство приближенной ко двору княгини Д. Х. Ливен: «Он обладал прекрасными манерами и был очень любезен с женщинами; он обладал литературною начитанностью и умом бойким и открытым, склонен был к шутке и веселию, любил искусство; французский язык и литературу знал в совершенстве; его шутки никогда не носили дурного вкуса, и трудно себе представить что-либо более изящное, чем краткие милостивые слова, с которыми он обращался к окружающим в минуты благодушия».