Император Николай II. Мученик

Зрительный зал и подсобные помещения были тщательно проверены задолго до спектакля. Согласно акту осмотра, жандармы вскрывали пол, осмотрели бархатную обшивку барьеров и даже хрустальную люстру на предмет, не подпилена ли она злоумышленниками. В театр допускали по именным билетам. Далеко не все местные начальники были удостоены приглашения. Но в числе «профильтрованной публики» оказался Богров. Вопрос о том, как он добился билета в театр, крайне запутан. Впоследствии Богров заявлял, что он лишь ухватился за предложение начальника Охранного отделения. Подполковник Кулябко утверждал, что билет был выдан по просьбе самого агента с разрешения генерала Курлова и его помощников. Однако товарищ министра говорил, что не подозревал о присутствии секретного агента в театре. После этого Кулябко изменил свои первоначальные показания, пояснив, что он, возможно, превратно истолковал слова шефа. Но самое главное заключалось в том, что никто не мог вразумительно объяснить не только с чьего разрешения, но и с какой целью был выдан билет. Богров сказал жандармам, что террористы дали ему прежнее задание – выяснить приметы министров. Нелепость этого была очевидна, так как портреты Столыпина продавались на любом перекрестке.

Задним числом Кулябко рассказал о ходе своих рассуждений: «У меня мелькала мысль, не есть ли поручения эти простой отвод Богрова, что, услав его в театр под видом наблюдения, они могут совершить покушение помимо него»{412}. Поэтому Богрову дали инструкцию следить за залом и в случае опасности предупредить жандармов. Это было еще более нелепое объяснение, поскольку единственный террорист, которого Богров знал в лицо, был Николай Яковлевич, оставшийся в доме Богрова в плотном кольце филеров.

Примерно за час до начала спектакля из охранного отделения Богрову доставили билет № 406 в 18-м ряду партера. Допустив своего агента в театр, начальник Охранного отделения нарушил циркуляр Департамента полиции от 3 октября 1907 г., запрещавший использовать секретных сотрудников для наружного наблюдения. Кроме того, он грубо нарушил Инструкцию об охране Высочайших особ, согласно которой осведомители не допускались в места присутствия Государя Императора. Надо сказать, что, нарушая правила, подполковник Кулябко следовал сложившемуся в Охранном отделении шаблону. В первом антракте Кулябко отослал Богрова домой посмотреть, не исчез ли Николай Яковлевич. Богров вернулся с сообщением, что его гость на месте. Наружная охрана не хотела пропускать Богрова в театр, так как его билет был использован, но вмешался Кулябко и, взяв своего агента под руку, провел его в зал.

В антракте Богров подошёл к Столыпину, который разговаривал возле оркестровой ямы с министром Императорского Двора бароном В. Б. Фредериксом и графом И. А. Потоцким, и несколько раз выстрелил в премьера. По словам киевского губернатора А. Ф. Гирса, «Пётр Аркадьевич как будто не сразу понял, что случилось. Он наклонил голову и посмотрел на свой белый сюртук, который с правой стороны под грудной клеткой уже заливался кровью. Медленными и уверенными движениями он положил на барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и, увидя жилет, густо пропитанный кровью, махнул рукой, как будто желая сказать: “Все кончено!” Затем он грузно опустился в кресло и ясно и отчетливо, голосом, слышным всем, кто находился недалеко от него, произнес: “Счастлив умереть за Царя”»{413}.

Однако перед тем как выстрелить в Столыпина, Богров подошел к Царской Ложе и пристально посмотрел на Государя. Воспитательница Великих Княжон С. И. Тютчева, в момент покушения находившаяся в ложе, соседней с Царской, вспоминала: «Вдруг я увидела, что в проходе между рядами кресел появился какой-то человек, посмотрел на Царскую Ложу (позднее я узнала, что Великая Княжна Ольга убедила Государя выпить чаю, и они перешли в аванложу) и спешно подошел к группе у рампы»{414}. По заключению следствия, Богров не стал стрелять в Государя «исключительно из-за боязни вызвать этим еврейский погром»{415}.