Император Николай II. Мученик

10 января 1906 г. Коковцов, возвращаясь в Петербург, остановился в Берлине, где встретился с императором Вильгельмом. Встречу эту никак нельзя назвать тёплой, причём ни в прямом, ни в переносном смысле. Кайзер, который совершал прогулку по Тиргартену, заставил Коковцова более часа ожидать его в едва отапливаемом холодном помещении. Когда же, наконец, Вильгельм появился, то сухо предложил Коковцову прохаживаться вместе с ним по зале, чтобы не замёрзнуть, так как он, кайзер, озяб, а топить помещение не имеет смысла. Выслушав рассказ Коковцова о результатах его поездки в Париж, Вильгельм II также сухо и безучастно сказал: «Я не большой финансист, и не совсем понимаю, почему России так нужно заботиться о своей денежной системе, когда у неё столько других забот». При этом Вильгельм спросил Коковцова, не считает ли он странным, что «среди общего развала, среди постоянных волнений, которые могут снести всё, что есть ещё консервативного в Европе, две монархические страны не могут соединиться между собою, чтобы составить одно плотное ядро и защищать своё существование. Разве это не прямое безумие, что вместо этого, монархическая Россия через голову монархической же Германии ищет опоры в революционной Франции и вместе с нею идёт всегда против своего естественного и исторического друга?»{13}

При этом «естественный и исторический друг» ни словом не обмолвился о том, что его правительство, пользуясь различными рычагами, оказывает давление на Англию и Францию с целью не допустить предоставления кредитов России. Кстати, по утверждению В. Н. Коковцова, одним из таких «рычагов» кайзера был не кто иной, как С. Ю. Витте, который в беседе с рейхсканцлером Б. фон Бюловом 25 сентября 1905 г. сообщал, что «ему удалось в последнюю минуту помешать заключению русского займа во Франции и Англии» при встречах с Рувье и Лубе в Париже{14}.

Коковцов от ответа германскому императору уклонился. Он «как бывший министр финансов, лучше, нежели кто-либо другой, понимал, что России для того, чтобы она осталась монархической, придётся ещё не раз выступать вместе с Францией против своего “естественного и исторического друга”»{15}.

Дальнейшее получение денег было связано с позитивным для Франции окончанием Альхесирасской конференции. 20 марта 1906 г. Государь снова поручил В. Н. Коковцову отправиться в Париж для заключения большого займа по ликвидации последствий войны{16}. Визит Коковцова в Париж совпал с резким обострением франко-германского спора из-за Марокко в Альхесирасе. Вообще, само проведение конференции явилось ярким образцом недальновидности германского императора как дипломата. Ещё летом 1905 г., когда Вильгельм II настаивал на международной конференции, Рувье предлагал кайзеру покончить дело полюбовным соглашением между Парижем и Берлином, причём французы уступили бы Германии часть Марокко. Для Берлина это было весьма выгодное предложение, но кайзер на него не согласился. Впоследствии германская дипломатия весьма сожалела об этой ошибке Императора: случая утвердиться в Марокко уже больше никогда не представилось{17}.

В декабре 1905 г. между германской и французской делегациями возник острый спор по поводу марокканской полиции. Немцы считали, что полицейский надзор должен осуществляться марокканским султаном, а французы добивались мандата самим руководить полицией, в крайнем случае соглашаясь разделить это право с Испанией{18}. Рейхсканцлер Бюлов на совещании в германском МИД 10/23 декабря 1905 г. высказал своё убеждение, что в случае если французы будут настаивать на своём мандате в Марокко, то Германии следует не допускать этого любыми средствами, вплоть до вооружённого конфликта{19}.