Император Николай II и заговор генералов

Я помню, как некоторые наши компатриоты говорили, что Шульгина, дескать, заставили это заявить. Я не могу утверждать противного, но мне кажется, что Шульгину совсем нетрудно было сделать еще один вольт и «помочь» Хрущеву в его утверждениях о райской жизни в СССР.

Так вот, как описывает Шульгин свое вступление в прогрессивный блок. «И я, едва приехав, позвонил к Милюкову. Милюков меня сразу не узнал: я был в военной форме. Впрочем, и вправду я стал какой-то другой. С Милюковым мы были ни в каких личных отношениях. Между нами лежала долголетняя политическая вражда. Но ведь 26 июля (день, когда Государь был в Думе после объявления войны. – В. К.) как бы все стерло. «Все для войны!» Но все же он был несколько ошеломлен моей фразой:

– Павел Николаевич… Я пришел вас спросить, напрямик: мы – друзья?

Он ответил не сразу, но все же ответил:

– Да… кажется… Я думаю… что мы – друзья»… (В. Шульгин «Дни»).

Затем Шульгин описывает разговор с Милюковым. Милюков говорит: «С одной стороны надо, чтобы те люди, которых страна считает виновниками (чего? – В. К.), ушли… Надо, чтобы они были заменены другими достойными, способными, – людьми, которые пользуются общественным доверием – что ли… Не может же в самом деле совершенно крамольный Горемыкин быть главой правительства во время мировой войны…. (Клемансо – был ровесником Горемыкина. – В. К.). Западные демократии выдвинули цвет нации на министерские посты…»

«Дело ясно: надо позвать кадет и предоставить им сформировать кабинет. Собственно говоря, почему этого не сделать?»

«Родзянко несет свой авторитет председателя Государственный Думы с неподражаемым весом. Это его достоинство и недостаток “Цукать” министров с некоторых пор сделалось его потребностью». «Ген. Поливанов, военный министр, человек умный, вдумчивый и большой дипломат». «Правительство обвинялось “в измене”». «Это слово повторяет вся страна. Если мы (Блок) откажемся от него, мы не скажем того, что нужно, того, что от нас ждут…» «В конце концов победило компромиссное решение. В резолюцию все же было включено слово “измена”, но без приписывания измены правительству со стороны Думы. Было сказано, что действия правительства, нецелесообразные и нелепые и какие-то еще, привели, наконец, к тому, что “роковое слово измена ходит из уст в уста”»… И все же, правда изредка, у этого «народного представителя» (Боже, кто только не лезет в эти представители, а народ тут совсем ни при чем!) бывают минуты просветления: «В минуты сомнений мне иногда начинает казаться, что из пожарных, задавшихся целью тушить революцию, мы невольно становимся ее поджигателями. Мы слишком красноречивы… мы слишком талантливы в наших словесных упражнениях. Нам слишком верят, что правительство никуда не годно»…

В этих последних словах Шульгина дан совершенно точный анализ деятельности прогрессивного блока – поджигатели. Милюков был сознательным врагом существующего строя Родзянко – явно ограничен, а такие люди, как Шульгин… мне не хочется называть его, как он этого заслуживает, но порядочные люди «Шульгиным» руки не подают.

В ответ на эти притязания «блока» Государь поручил И.Л. Горемыкину объявить перерыв думской сессии. Государь считал, что министры ответственны перед Монархом, а не перед «обществом», всегда изменчивом в своих настроениях. А член Государственного Совета В.И. Гурко, этот «один из лучших сынов ушедшей России, один из столпов ее государственного строительства» (Архим. Константин «Памяти последнего Царя») осмелился сказать, намекая на «хлыстовство» Распутина: «нам нужна власть с хлыстом, а не власть, которая сама под хлыстом» (С. Ольденбург).

Съезды земского и городского союза отправили депутации к Государю для передачи резолюции, требующей смены правительства. Конечно, Государь их не принял. Вскоре Государь совершенно ясно заявил на заседании Совета министров в Ставке, что все силы страны должны быть посвящены ведению войны, а не политической борьбе. Министры, которые стояли за уступки блоку, должны были уйти. Таким образом были уволены Самарин, Щербатов, Кривошеий и Харитонов.

О Кривошеине надо сказать несколько больше. Очень способный, сотрудник Столыпина, он одно время готовился Государем к занятию поста Председателя Совета министров. И вот началась «тайная интрига» Кривошеина против Горемыкина.

Государыня в своих письмах к Государю называет Кривошеина «тайным врагом, действующим исподтишка», работающим «заодно с Гучковым», «он виляет, и левый и правый»…

Вел. кн. Андрей Владимирович в своем дневнике от 11 июня пишет: «Уже теперь поговаривают, что Кривошеий орудует всем и собирает такой кабинет министров, однотипных и одинаково мыслящих, который был бы послушным орудием у него в руках. Направление, взятое им, определяется народом, как желание умалить власть Государя. Об этом очень открыто говорят почти все».

«Он слишком много видается с Гучковым», – писала Государыня 18 сентября.

Глава XIII